Под куполом парашюта - Константин Кайтанов

Так, через двадцать лет после того как П. Н. Нестеров выполнил свою петлю, удалось совершить из боевого самолета, находящегося в верхней точке петли, прыжок с парашютом.

Прыжки с парашютом мы обычно проводили в конце рабочего дня, когда освобождался аэродром и стихал ветер. Рядом с ангаром, где хранились наши одноместные самолеты-истребители, под открытым небом стояли металлические двухмоторные самолеты Р-6. Это были разведчики дальнего действия. Здесь же была и стоянка «Фарман-Голиафа», неизвестно какими путями попавшего в нашу часть и служившего для перевозки грузов, штурманских тренировок и выброски парашютистов.

Летал на «Фарман-Голиафе» летчик Н. А. Оленев. Низкого роста, коренастый и круглый, словно шар, он прекрасно знал своего старого изношенного и потрепанного «дедушку» и ухитрялся на нем не просто летать, но и делать крутые виражи, боевые развороты и даже глубокие спирали. Два мотора «Лоррен-Дитрих» издавали невообразимый шум из-за коротких выхлопных патрубков. По этому все заглушающему вою, даже не видя самолета, все сразу определяли, что летит «дедушка». Гатчинцы метко прозвали самолет «летающей гитарой». Для нас, парашютистов, он оказался в те дни незаменимым. Дверь в нем была большая, внутри фюзеляжа можно было стоять почти во весь рост и вывозить парашютистов на нем было легко и удобно. Теперь уж не помню, почему пришла мысль использовать этот старый самолет для прыжка методом срыва. Стоя на крыле и держась обеими руками за стойки, предполагалось взлететь, набрать высоту 500–600 метров и, зайдя на расчетную точку, дернуть вытяжное кольцо. Раскрывшийся купол должен был сдернуть парашютиста с крыла и доставить на землю. С этими мыслями пошел к командиру эскадрильи Ф. Дубяго. Он выслушал меня, подумал немного и сказал: «Хорошо. Попробуем метод срыва, может быть, это и даст что-то новое. Однако, чтобы ты не сломал крыло, надо сделать площадку из тонких деревянных реек». Тут же последовало указание техникам.

Обсудили с Н. А. Оленевым план полета. Вечером, надев тренировочный парашют, по стремянке влез на крыло и стал обеими ногами на приготовленную площадку. Левая коробка со скрипом и стоном накренилась вниз. Но стартер не слышал этого «стона», взмахнул белым флажком, и пилот пошел на взлет. То ли я, стоя на крыле, оказывал большое лобовое сопротивление, то ли пилот плохо держал машину, но взлетели мы неуклюже, под 90 градусов к линии взлета.

Машина была тихоходная, однако встречная струя воздуха попыталась сразу же столкнуть меня с крыла. Крепко держась двумя руками и зацепившись ногой за стойку, стоял и ждал, когда будет достигнута нужная высота. При левом развороте крыло мягко уходило вниз и затем плавно возвращалось в горизонтальное положение. До слуха доносился скрип лонжерона и сильный свист растяжек.

Согласно нашей договоренности, Н. А. Оленев вывел самолет на прямую по центру аэродрома против ветра. Над расчетной точкой, держась за стойку левой рукой, правой вытащил вытяжное кольцо. Самолет шел, не сбавляя скорости. И тут я почувствовал, как падает купол уложенного парашюта и мягкими толчками стропы освобождают соты. Затем мощная сила резко и грубо сдернула меня с площадки, и по большой кривой я начал проваливаться. Раскрывшийся парашют придал телу обычное положение. Метод срыва удался!

Древний Новгород! Белокаменный, возникающий на глазах из иссиня-черных вод озера Ильмень. Здесь, под Новгородом, встретил Великую Отечественную… Но вошел он в мою жизнь, как и в жизнь моих многих товарищей, еще и потому, что здесь была вписана еще одна глава в историю советского парашютизма.

Летом группа парашютистов поселилась в Кречевицах, на берегу древнего Волхова. Здесь нам поставили задачу: отработать прыжки с парашютом на воду.

Ранним утром набирал высоту самолет, и над широкой гладью Ильмень-озера вспыхивали белые купола наших парашютов. Позднее на основе нашего опыта была написана инструкция по прыжкам с парашютом на воду.

Было установлено, что лучшим обмундированием для прыжков на воду является комбинезон, спортивные туфли и шлем. Никаких утеплений к обмундированию не предусматривалось, так как температура воды в то время была в озере около 20 градусов по Цельсию. Для того чтобы придать себе плавучесть, использовали надувной спасательный пояс, который надевали так, чтобы горловина для надувания воздухом была спереди и ее можно было взять в рот и надуть. Тренировочный парашют надевался на парашютиста, за его левую основную лямку крепили второй спасательный пояс, который служил для придания плавучести самому парашюту, чтобы он не потонул после того, как окажется в воде. Основная трудность заключалась в том, чтобы при парашютировании суметь освободиться от подвесной системы и привести в готовность спасательные пояса.

При вхождении в воду спасательные пояса хорошо держали на плаву парашютиста даже в меховом комбинезоне и зимних унтах. Было установлено, что, снижаясь над большой водной поверхностью, очень трудно определить расстояние до воды, особенно в штиль и при ярком солнце. Поэтому ни в коем случае не рекомендовалось отпускать лямки прежде, чем ноги коснутся воды. В противном случае могло произойти отделение на большой высоте, что привело бы к печальным последствиям.

Для страховки парашютистов во время прыжков на воду в месте приводнения дежурили несколько моторных и гребных лодок. Их задачей было также быстро подбирать тонущие парашюты. Однако как ни старались наши «рыбаки» из спасательной команды, один парашют все же утонул, и найти его не удалось.

Значительно позже, в связи с введением новых спасательных парашютов и плавающих средств — таких, как спасательный авиационный жилет и лодка авиационная спасательная, вблизи города Риги, на акватории Кишь-озера группа парашютистов (Матвеев, Лисичкин, Макеенко, Селезнев, Огурцов) выполнила несколько десятков прыжков с авиационным спасательным жилетом и пришла к выводу, что особых изменений в старую инструкцию вносить практически нет необходимости, за исключением способа подкачки воздухом жилета, так как он был уже несколько другой конструкции.

В случае пользования надувной резиновой лодкой была установлена последовательность действий парашютиста, которая заключалась в том, что, сидя глубоко на круговой лямке, правой рукой надо выдергивать шпильки чехла, освобождая лодку, выдергивать предохранительную чеку вентиля, затем подтягивать лодку к себе и, взяв баллон с газом в левую руку, правой рукой ударять по верхней части вентиля. Лодка автоматически наполнялась газом, раздувалась и принимала приданную ей форму. Если баллоны не срабатывали, наполнение лодки воздухом производилось вручную, уже приводнившись.

В момент касания воды ногами, резким рывком бедра влево нужно было соскользнуть с подвесной системы, избегая попадания на лодку ногами, чтобы не повредить ее. Да и само приземление на лодку было довольно-таки жестким, несмотря на то, что она погружалась в воду. Соскользнув с парашюта, подтягивали к себе лодку, держась за матерчатые ручки, влезали в нее с кормы или с носа. Оказывается, что взбираться на лодку надо тоже умеючи, так как она вертится и ускользает самым неожиданным образом.

Все мы, за исключением Огурцова, плавали хорошо, и в летном обмундировании могли долго держаться на воде. Огурцов же, как он сам выразился, «плавал» как топор. Однако никак не хотел отставать от нас и, несмотря на то, что иногда хлебал из озера Кишь избыточное для своего организма количество воды, всю программу испытаний выполнил. Будучи заядлым курильщиком, курительные принадлежности прятал в летный шлем, который надевал на голову. Как только взбирался в лодку, сразу же закуривал папиросу и отчаянно дымил, проклиная и ругая эту ненадежную среду — воду.

В конце сборов решили провести внеплановый эксперимент — приводниться в зимнем летном обмундировании, не отделяясь от подвесной системы. Хотелось проверить, что же произойдет при погружении в воду в меховом комбинезоне и унтах с надетой подвесной системой и без спасательного пояса. Плавал я хорошо и был уверен в благополучном исходе опыта.

На высоте 600 метров отделился от самолета. Ветер силой восемь-девять метров в секунду дул в сторону отлогого, болотистого берега. Снижаясь на раскрытом парашюте, не стал разворачиваться по ветру, полагая, что все равно, как приводняться: по ветру или против него. К тому же хотелось проверить и это. Купол парашюта, медленно вращаясь, придал мне положение, когда ветер стал дуть в лицо.

До воды оставалось приблизительно 50–70 метров. Еще было время развернуться по ветру и войти в лодку ногами. Желание испытать приводнение спиной оказалось сильнее благоразумия. Скорость ветра восемь-девять метров в секунду — не такая уж большая. Поверхность воды все ближе и ближе, но точное расстояние определить трудно: мешали отблески солнца, маленькие световые зайчики. И вдруг: весьма ощутимый удар — сначала ногами, а затем спиной и головой в воду. Мгновенно погрузился на глубину более метра. Купол парашюта остался в воздухе и, влекомый ветром, выдернул меня на поверхность. Жадно хватаю ртом воздух. Вижу, как за моими ногами завиваются струйки воды. Почему-то снова погружаюсь в воду, но благодаря энергичным усилиям медленно всплываю. Стараюсь повернуться лицом к воде. Удается это с трудом. Бегущая передо мной волна заливает лицо. Дышать нечем. Что было бы дальше, как удалось бы выйти из создавшегося положения — не знаю. Но купол парашюта вытащил меня на берег и, проволочив несколько метров, запутался в кустарнике. Полежав несколько минут, почувствовал себя бодрее и, собрав парашют, тронулся на сборный пункт. Размышляя по дороге, пришел к выводу, что инструкции не зря пишутся и нарушать их небезопасно.