Литературная Газета 6463 ( № 20 2014) - Литературка Литературная Газета

В тетрадке собраны стихотворения, написанные в 1935–1936 гг., – до 17 лет. Конечно, они в большинстве своём подражательны; невелик словарный и ритмический запас. Но, надо отдать должное, Майоров многим интересуется, пробует разные темы, старается. Интересны посвящения Сергею Есенину («Словно в бурю сучья у сосен, / Надломилась твоя голова») и попытка переклички с Блоком – девятиклассник пишет вариацию на его «Кармен»:

Я встретил её на осенней панели.

А день был дождливый, ветреный, злой.

И щёки в стыдливом смущеньи горели.

Взгляд был пьян, как мужик из пивной.

И опять же в этих юношеских стихах – невесёлые пророчества самому себе, поэтическое «накаркивание» (от которого всегда предостерегал Борис Пастернак – любимый поэт Майорова на выпускных курсах). Стихотворение «Юбилейное» написано в день 16-летия, 20 мая 1935 г.:

Жизнь – минут человеческих проба,

И она, как капля, проста…

Эй, кто там?! Не делайте гроба,

Не готовьте кривого креста!

Но страшусь одного я немного,

Что сказала мне впалая грудь:

«Пятьдесят четвёртого порога

Не удастся нам перешагнуть!»

Во втором архивном сборнике-тетради – стихи февраля-мая 1936 г. под заголовком «Из цикла «Я смеюсь» («А он смеялся и смеялся, как / Будто ему всё знакомо смешное на земле…»). Из художественного оформления на этот раз – только съёмная обложка с разудалым рыжим гармонистом на фоне радужного деревенского пейзажа. Это нарисовано однокашником Шеберстовым на оборотной стороне контурной карты «Среднеазиатские союзные и автономные республики». В этой тетрадке – эксперименты автора с поэтической формой, жанровые поиски. Здесь несколько сказок – мини-поэм «для взрослых детского возраста»; много места и сил отдано под «пародии, юмор и стихотворные игры».

Наиболее сильные строчки – в третьем, самом тонком, майоровском «томе». Здесь уже нет иллюстраций, на обложке просто написано: «18-я весна. Май 1937 года». На это время, видимо, приходится первая сильная влюблённость поэта. Образ девушки «с московской улицы» проявляется и в известных, ранее опубликованных стихах Майорова. А в найденной тетрадке ей посвящено, кажется, всё.

Вообще в жизни поэта, судя по всему, было две музы. Причём в его сердце места хватало двоим одновременно. И каждая абсолютно искренне считала, что стихотворение «Что значит любить?» (1939) посвящено только ей одной:

Идти сквозь вьюгу напролом,

Ползти ползком. Бежать вслепую.

Идти и падать. Бить челом.

И всё ж любить её – такую!

Любопытно сопоставить недавно опубликованные воспоминания возлюбленных поэта. «Она помнит голос и губы поэта» (альманах «Откровение» / публ. Н. Голубева. Иваново, 2011) – мемуары Ирины Пташниковой, однокурсницы и невесты Майорова, сделавшей много для сохранения о нём памяти. Ярка и её собственная биография. «Тайна поэта с «божьей искрой» (Ивановская газета, 16, 17, 18 января, 2013) – публикация В. Терентьева об ивановской подруге поэта. Исследователями (о ней писал и В. Сердюк), видимо, по просьбе героини, не разглашается её имя; воспоминания даются в пересказе – что снижает доверие к источнику. Не сохранилось документальных (кроме упоминаний в стихах) свидетельств этой связи. Но насколько всё это важно и нужно знать нам? Правда, Майоров сам призывает: «А как любили мы – спросите жён!» и предсказывает (удивительная всё-таки сила его пророчеств):

Как жил, кого любил, кому руки не подал,

С кем дружбу вёл и должен был кому –

Узнают все,

Раскроют все комоды,

Разложат дни твои по одному.

Помимо трёх школьных тетрадок в РГАЛИ хранятся и другие неизвестные документы, связанные с Н. Майоровым. Один из них – открытка в государственное издательство, которым открывается эта статья. А второй – личное дело студента Литературного института. Оно позволяет уточнить ряд биографических деталей, а главное – в нём хранятся стихи, которые Майоров представил на вступительный конкурс, – многие из них прежде не публиковались. Сначала кажется, что они написаны другим человеком – в глаза бросаются не только возросший поэтический уровень, но и новый почерк. Коренные изменения объясняются легко – это два университетских курса лекций сделали скромную каллиграфию школьника размашистой и крупной.

Всего в архиве хранится более 100 неизвестных прежде стихов Майорова. Не все они достойны публикации с чисто поэтической точки зрения, но все они важны в мемориальном и биографическом аспекте. Они позволяют понять, как мальчишка из фабричного города, сын дореволюционного батрака, превратился в классика военного поколения, прочувствовавшего Великую Отечественную за два года до её начала. Предлагаю подборку этих стихов – из всех четырёх тетрадок.

Николай МАЙОРОВ, 1919–1942

Я сегодня пою по-иному…

<…>

Я живу в небольшом городишке –

В нём проспектов нигде не найдёшь.

Часто мне – озорному мальчишке –

Снится спелая нежная рожь.

А ещё стала чаще сниться

Мне под утро болотная гать, –

Город яркого, нежного ситца

Мог бы я на неё променять.

(из первой тетрадки)

***

Шелуха да пьяные огрызки

И с косой растрёпанной сирень…

Мне недаром показалось низким

Облако в рубахе под ремень.

Ни в отца, ни в кудрявого брата,

В самого уродился в себя.

Вот на шее от шрама заплата

Вновь заныла, до боли щемя.

Эй вы, черти! А разве жалко

Погибать при похабной луне:

Два конца имела та палка

И одним хватанула по мне.

И моя обожжённая рана

Разболелась, заныла опять.

И знакомого всем хулигана

Никому больше Колькой не звать.

Колька! Это ты ли, ты ли?

Нет – наверно, это лишь обман:

Уж давно все выпиты бутылки,

И разбит недопитый стакан.

Но не трусь, а пой и пей запоем,

Не страшись в грядущее толчка.

А умрёшь – всей улицей зароем

Под рыданье грустного смычка.

На земле мне нравились лишь ивы

И луны колеблющейся медь.

Знать с того и не был я красивым,

Знать с того и не умел жалеть.

Песнь другая – дороги другие,

Скрип не смазанных дёгтем колёс.

Эх, вы, дали мои голубые,

Синеглазый грустящий овёс!

Я зашёл бы опять, да не с кем

Про себя, про родную кайму.

Для чего родился таким дерзким –

Я никак до сих пор не пойму.

(28 апреля, без указания года, вложено на отдельном листе в первую тетрадь.)

Разговор с девушкой

Ты меня спросила: «Где твои друзья?

Девушка любимая? Слава где твоя?»

…Не смутившись в слове, я тебе скажу,

Что давно с друзьями вместе не хожу.

И они в обиде от меня ушли,

После помириться в дружбе не могли.

И лишь только спросят:

«Где твои друзья?» –

Отвечаю людям: – Велика земля,

Долго я шатался, как поэт, по ней,

Растерял, оплакал дружбу и друзей.

…Девушка любимая?! –

 Есть одна она,

Вечером встречает лаской у окна.

Я ношу ей садом белые цветы.

Девушка любимая – это будешь ты!..

…Слава где? –

 А слава верною женой

Ходит по округе сплетнями за мной.

Шепчется слюнями неправдивый слух,

Стал я ненавистным языкам старух.

И злословят люди, ночи и закат –

Как на посмешище на меня глядят.

Только я не струсил – по округе всей,

         Как поэт разбойный, я дразню людей.

Маменьки дивятся – дочкам говорят,

Чтоб со мною поздно не ходили в сад.

Ну а дочки… Что же?

 – Девушки мои!

Надо мной красивым свищут соловьи.

Я стихами речи жарко говорю,

Я к любой дорогу к дому проторю.

Потому и ходит, расплескав края,

Слава озорная, пьяная моя…

…Ты меня не спрашивай

в этот зной-закат –

Чем другим, а славой сыт я и богат!..

(май 1937, из третьей тетради)

Лисица

Сухим можжевельем царапался лис,

Ветры за сосною уюта искали, –

А рыжей лисице наперерез

Громадный пёс свою пасть оскалил.

В испуге, петляя следы по снегу,

Бежала неровною прытью,

И кровь с обветренных губ

Алой стекала нитью.

Навстречу охотник в зелёной бурке

Вскинул в воздух двустволку рукой –

И пожар золотистой шкурки

Заметался в сугроб голубой.

Чёрный пёс на вскинутых лапах

Задержал над лисицею бег.

Огненным жаром капал

Сгусток кровавый в снег.