Детоубийцы - Сергей Донской

– Я думал, ты русских терпеть не можешь.

– Та чего мне с вами делить? Я ж родом из Запорожья, не с Львовщины какой.

И в самом деле, изъяснялся он не на украинском языке, а на суржике, режущем слух, но вполне доходчивом.

– Плыви сюда, – предложил Приходько, держа свой нож без всякой воинственности.

Белов колебался. Внезапно глаза отставного прапорщика не просто округлились, а вылезли из орбит, сделавшись огромными, как у лемура.

– СКОРЕЙ!!! – гаркнул он.

Оглянувшись, Белов увидел рифленую темно-зеленую торпеду, стремительно приближающуюся к нему. Это был крокодил, которого, вопреки общепринятому представлению, никак нельзя было спутать с полузатонувшим бревном. Его приплюснутое рыло рассекало воду, оставляя на поверхности серебристый клин.

Едва не захлебнувшийся Белов рванулся к берегу так, что только руки замелькали, а позади образовался кипящий бурун, как за кормой катера. Но вряд ли он успел бы выбраться на глинистый откос, если бы не пятерня Приходько, поймавшая его за шиворот. Рывок, и Белов был выдернут из озера, словно овощ из грядки. Зубастая пасть крокодила щелкнула там, где его уже не было.

– Здоровенный, – оценил Белов, убравшись на безопасное расстояние.

– Тут зверюги раза в два больше водятся, – похвастался Приходько.

Букву «г» он выговаривал так мягко, что получилось: «зверюхи».

– Что ж не предупредил? – спросил Белов, проверяя, на месте ли водонепроницаемый смартфон, номер которого служил секретным кодом для связи с Центром.

– А я ждал, пока крокодилы тебя сожрут, – признался Приходько.

Да, некоторые люди не переносят тех, кто вмешивается в их личную жизнь, да еще столь бесцеремонно.

– За то, что я тебе кайф сломал? – предположил Белов.

Приходько помотал головой.

– Та не, – возразил он, – кайф я поймать успел.

– Тогда в чем причина?

Задавая вопрос, Белов смотрел на крокодила, крутящегося на том месте, где от него ушла добыча.

– Я думал, ты с Интерпола или британец какой, – пояснил Приходько. – Национальность у тебя на лбу не написана, а Ми-6 давно грозились по мою душу какого-нибудь «ноль-ноль семь» прислать. Я им тут много крови попортил, когда они переворот затеяли. В смысле, демократическую революцию.

Белов швырнул в крокодила камень, который отлетел от него, как от танковой брони. Приходько, поднатужившись, оторвал от земли валун величиной с хорошую подушку.

– Так ты, выходит, за диктаторский режим? – спросил Белов, следя за крокодилом.

Демонстрируя свою мощь, тот хлестнул по воде зазубренным хвостом.

– Я за гроши, – прохрипел Приходько, вскидывая валун на уровень груди. – За мани-мани.

Не добросит, прикинул Белов.

Валун обрушился в озеро, подняв фонтан брызг и взбаламутив воду настолько, что невозможно было понять, попал он в рептилию или нет.

– А режимы мне до одного места, – закончил мысль Приходько, отряхивая ладони, чтобы выразительно похлопать себя по внушительной ягодице. – Все они одинаковые. Как крокодилы эти. Ишь, скалится, курва.

Он кивнул в сторону озера, и Белов увидел, что целый и невредимый крокодил снова высунулся из воды, следя за людьми желтым глазом. Чем-то он напоминал большую глупую лягушку, продолжающую торчать на месте, несмотря на то, что в нее швыряют камнями.

– А Украина? – полюбопытствовал Белов. – В ней все-таки порядки лучше?

– С чего ты взял? – удивился Приходько.

– Ты ведь националист? Я хотел сказать, украинский патриот.

– Кто? Я?

– Ну не я же.

– С чего ты взял? – повторил Приходько.

– Прическа, – сказал Белов, пошевелив пальцами там, где у прапорщика торчал чуб. – Как у запорожца за Дунаем.

Рядом с первым крокодилом вынырнул второй, раза в полтора больше. Глядя на людей одним глазом, он бочком поплыл к берегу. Приходько метнул в него сук. Крокодил поймал его на лету, только обломки полетели из пасти.

– Прическу мне краля моя сделала, Джезла, – пояснил Приходько. – Сказала, что у себя в Мбале была парикмахершей. Я доверился. И вот результат. – Он провел ладонью по бритому черепу. – Пришлось самому убирать все эти пучки и клочья. Бритвой.

– А чуб?

– Не лысому же ходить. Я тебе не Котовский.

Белов не выдержал и ухмыльнулся:

– Говорят, Котовский в штанах ходил.

Приходько опустил взгляд, посмотрел на Белова и ухмыльнулся тоже:

– Я бы тоже в штанах ходил. Если бы ты ко мне в спальню не приперся в самый интересный момент.

– Я не нарочно.

– Это я понял. Айда домой. – Приходько по-свойски мотнул головой. – Выпьем, закусим, погутарим. Ты ж ко мне не просто так заявился?

– Не просто, – подтвердил Белов.

– Вот и я так думаю. Тебя как звать?

– Олег.

– Жалко, что не Андрей. Я Остап. Были бы как те сыны Тараса Бульбы. Слыхал про такого?

– В школе проходили.

Они снова обменялись улыбками, словно добрые товарищи, встретившиеся после долгой разлуки.

– Ну, пошли, – скомандовал Приходько.

Он начал было подниматься по тропе, пролегающей вдоль крутого откоса, когда какая-то мысль заставила его остановиться:

– Знаешь что, давай-ка лучше ты первый. Хлопец ты вроде неплохой, но кто тебя знает. Может, ты из этих, из меньшинств сексуальных.

– Из большинств, – сказал Белов. – Но пойду все же впереди. Неохота всю дорогу твоей тыльной частью любоваться.

Они расхохотались и, продолжая посмеиваться, проворно вскарабкались на вершину обрыва, откуда Белов сиганул в озеро к крокодилам, спасаясь от преследующего его Приходько.

Казалось, это было давным-давно.

* * *

Ром был превосходный, в меру сладкий, душистый, обжигающий. Мужчины расположились на веранде, включив большой фонарь во дворе в качестве отвлекающего фактора для ночных насекомых. За исключением этого островка света, все было погружено в темноту. Из джунглей струились пряные запахи гниющих листьев и цветущих бугенвиллей. Прислушавшись, можно было различить ритмичные постукивания тамтамов, разноголосицу собачьего лая.

– Шаманят? – спросил Белов, качнув головой в сторону отдаленного шума.

– Гуляют, – объяснил Приходько, разливая ром. – Жизнь у них, у туземцев, веселая. Как стемнеет, пляшут. А потом дрыхнут до вечера.

Это была его самая длинная тирада за последние полчаса. Узнав, что натворили братья Беридзе в детском лагере у Черного моря, он сделался угрюм и малоразговорчив. На лбу его пролегла глубокая косая морщина, которую Белов прежде не замечал. Свою сожительницу Джезлу, попытавшуюся кокетничать с гостем, Приходько выпроводил с веранды, придав ей ускорение размашистым шлепком по заду. На смену ей явилась другая негритянка, назвавшаяся Мали и показавшаяся Белову очень симпатичной, но ее ожидала та же участь. С тех пор никто не нарушал покоя мужчин, разделенных столом с нехитрой снедью и возвышающейся в центре бутылкой рома.

– Какого беса они в Уганде делают, грузины эти? – пробормотал Приходько, раскурив сигару. – Медом им тут намазано?

– Наверное, – сказал Белов, – посчитали, что здесь легче затеряться. А потом тут есть генерал Тананзе, помогающий беглым преступникам. – Он прополоскал рот ромом и проглотил. – Боюсь, эти живодеры уже далеко отсюда.

– Не думаю, – молвил Приходько.

– Почему?

– Поверь моему опыту, Олежек. Получить деньги за грязную работу не так-то просто. Террорист ведь не пойдет в полицию, не заявит, что заказчик задерживает ему выплату.

– Ты откуда знаешь? – полюбопытствовал Белов.

– Не твое собачье дело, – беззлобно отшил его Приходько. – Речь о другом. Ты мотай на ус, дядя Остап знает, что говорит. – Он вытянул губы трубочкой, пуская дым к звездам, крупным, как алмазы из копей царя Соломона. – Эти Беридзе не получат паспорта и не вылетят из Уганды, пока не заплатят Тананзе, что пообещали, а пообещали небось немало.

– Так, – кивнул Белов, обдумывая услышанное.

– Значит, принимают их хорошо, но содержат под домашним арестом. Если срок истечет или терпение генерала лопнет раньше, чем поступят деньги, то грузинов живьем закопают в землю, или в термитник сунут, или слопают.

– Интересная мысль, – изрек Белов, наполняя бокалы.

– А я весь такой, – сказал Приходько, – интересный.

– И что бы ты предпринял на моем месте?

– На твоем месте, Олег, я бы обратился к своему новому знакомому Остапу…

Приходько ткнул себя пальцем в грудь.

– И что? – поторопил его Белов.

– А то, что можно отправиться к этому Тананзе вдвоем, прищемить ему яйца и покалякать с ним по-мужски.

– А потом?

– А потом смоемся на пару. Надоела мне эта Уганда хуже горькой редьки. Десять лимонов, и я готов послужить России.

– Десять миллионов чего? – пожелал уточнить Белов.

– Баксов, – безмятежно ответил Приходько.

– Это нереально.

– А мне кажется, очень даже реально. Вы ведь хотите наказать грузинов?

– Тема закрыта, – сказал Белов и внезапно пожалел, что не уехал сразу, а остался на ночь, поддавшись уговорам гостеприимного запорожца.