О маленьких рыбаках и больших рыбах. Наш аквариум - Юрий Цеханович

После обеда пошел я к Феде. Зову его идти вместе, а он мне говорит:

— Понимаешь, Шурик, какое дело! Мама завтра с утра на реку пойдет белье полоскать, а мне придется с Тонькой водиться. Подожди меня часов до двенадцати, тогда и пойдем.

Ждать до полудня мне никак не хотелось. Но и без Феди идти не хотелось, да условие мамино я помнил.

— Давай, — говорю, — так сделаем. Я завтра с утра один уйду, а ты, как освободишься, приходи на реку. Я буду в заливчике удить, помнишь, о котором мы с тобой говорили?

— Ладно, — говорит Федя, — я приду. А ты, смотри, жди меня!

— Обязательно дождусь. А только ты моей маме не говори, что я без тебя один ушел. Она меня без тебя не пускает.

По лицу Феди я увидел, что не понравилась ему моя просьба. Поглядел он на меня из-под своих длинных ресниц, покраснел слегка, но все-таки согласился.

— Ладно, не скажу!

На этом и порешили.

II

На другой день я проснулся рано. Не одеваясь, подошел к окну.

Смотрю — небо голубое, чистое, без единого облачка, а солнышко веселое, бодрое, точно умытое холодной водой. И мне самому сразу весело стало.

Мама еще спала, но Марьюшка уже возилась в кухне. Оделся я, умылся кое-как, в кладовку сбегал, принес свои новые сапоги, натянул их, полюбовался, даже посмотрел на себя в зеркало. Захватил удочку и корзинку и хотел уж бежать, да Марьюшка перехватила меня по дороге:

— Куда ж ты, не поевши? Мамочка велела тебя накормить. Садись вот, пей молоко, яйца ешь. А я тебе на сковородке пряженцев напеку.

— Ладно, Марьюшка, я поем. Только скорее, голубушка!

— Ишь, — говорит, — как у тебя загорелось. Садись ешь, скоро будет.

Выпил я залпом стакан молока, проглотил яйца, а пряженцев, хоть и любил их, не стал ждать — побежал. Успела еще Марьюшка сунуть мне в корзинку порядочный ломоток хлеба с солью да кусок вчерашнего мяса из супа.

На Ярбе я с прошлого года не был — зимой незачем, а весной, пока высокая вода стояла, до берега нельзя было пройти — вся низменная ее пойма водой залита. Да и теперь на ней местами еще стояли целые озера воды. Новые сапоги мне очень пригодились — пока я до берега дошел, пришлось несколько раз перебираться через довольно глубокие лужи. Сапоги с честью испытание выдержали — не промокли.

Выбрался, наконец, я на берег Ярбы и... что такое?! На Ярбе и воды не видно: вся она, насколько глаз хватает, от берега до берега заполнена бревнами. Не плотами, а просто отдельными бревнами. Вдоль и поперек реки лежат, но так густо, что только кое-где между ними видны просветы воды, как полыньи во льду. И не плывут бревна, а стоят неподвижно, и течения между ними незаметно. А воды много, — почти вровень с берегами стоит. А, думаю, это, значит, плотину закрыли в доку, потому и течения нет и воды много. А где же я удить-то буду? Посмотрел я вдоль берега — никого на реке нет, хоть бы один мальчишка с удочкой сидел. Неужели не придется поудить?..

Пошел я к заветному своему заливчику, он тут же неподалеку был. Сколько раз я его себе зимой представлял! Подхожу... Батюшки! Еле-еле узнал его. Вместо высокого берега — обрывистый бережок в аршин вышиной, сам заливчик весь забит бревнами, а вместо кустов — только верхушки их торчат кое-где между ними. Словом, ничего похожего на то, что в мечтах мне представлялось.

Очень горько мне стало. Все-таки давай, думаю, попробую. Размотал я свою удочку, насадил червяка, стал забрасывать и сразу же засадил лесу — за кору бревна зацепилась. Долго я с ней возился, отцеплял, чуть в воду не съехал. Освободил, наконец. Снова стал пробовать. Наконец, удалось мне опустить лесу в просвет между бревнами, и поплавок на воде встал. Ну, думаю, ладно, может быть, и возьмет еще окунь. Только успокоился, гляжу, просвет-то все меньше и меньше делается, и зажало мой поплавок между бревнами — хоть и нет течения, а все-таки они не совсем неподвижно стоят. Пришлось взять... шестик, что тут же на берегу валялся, порастолкать бревна, освободить поплавок... Нет, думаю, это не ужение. Надо в другое место идти.

Стал по сторонам оглядываться. Гляжу — прямо передо мной, на другом берегу прекрасный залив, чистый от бревен, и в нем куст из воды растет. Вспомнил я, что тут впадает в Ярбу ручеек, Баранов ручей называется, летом-то он маленький, а теперь воды много, вот он и стал большим. А что, думаю, пойду я на этот ручей! Авось...

А идти далеко надо — с километр, чтобы по мосту перейти реку. Все-таки пошел. Тяжело идти — берег сырой, глинистый, глина на сапоги липнет, а сапоги новые, неразношенные, и пальцы жмут и пятки подпирают. Порядочно я поустал, как до моста дошел. Зато около моста вижу чистое от бревен место и два каких-то мальчика сидят, удят.

Присел и я к ним. Забросил удочку — не клюет. К тому же и Федя должен скоро прийти на реку. Ведь он у заливчика будет искать меня. С ручья-то я его увижу, а здесь... Нет, надо скорее на ручей идти.

Перешел мост и направился напрямик кочковатым болотом. Еще хуже идти, чем по тому берегу. Раза два провалился выше колена. Пришлось снимать сапоги и воду из них выливать. Впрочем, когда к месту стал подходить, стало посуше. А около самого ручья совсем сухо. Коровы пасутся, и пастух лежит прямо на земле, на полушубке.

Присел и я около него отдохнуть — очень меня измучила ходьба по болоту, и есть мне здорово захотелось. Вынул из корзины хлеб и мясо, что Марьюшка мне чуть не насильно положила, да как начал за обе щеки!.. Даже пожалел, что мало. Поел, и лучше мне стало — и усталость как будто прошла, и приободрился я.

Ну, надо действовать! Вот только Феди все еще нет! А пора бы ему прийти. Спрашиваю у пастуха, сколько сейчас времени, по его мнению, будет. Посмотрел он на солнце.

— Да, поди, второй, а может, и третий час...

Скучно без Феди, да делать нечего. Встал я и пошел к кусту. Иду, а каждый шаг причиняет мне жестокую боль — совсем я испортил себе ноги новыми сапогами да ходьбой по болоту.

Подошел к кусту. Куст, действительно, в воде стоит. Только кругом него совсем мелко. Даже дно видно. И никаких признаков окуневого места — ни коряг на дне, ни болотной травы. Прекрасно видно, что это просто залитый высокой водой берег — та же самая травка на нем растет, что и на сухом месте.

Эх, думаю, и зачем я сюда пришел! Остаться бы мне у моста. Там хоть какой-нибудь мелочи наудил бы. А здесь ясно ничего не будет. Не идти ли опять туда? Ведь все равно по мосту придется возвращаться. Вот только ноги. Нет, надо пока здесь остаться, отдохну хорошенько и пойду домой. Да и Федя если придет, как я его здесь увижу.

Прошел я вдоль берега ручья. Нашел местечко немножко поглубже. Размотал удочку, забросил. Пяти минут не прошло — клюнуло. И как хорошо — поплавок сразу на дно пошел. Вытаскиваю — окунек небольшой. Но я и ему был рад — ведь первая в этом году рыбка. Давай, думаю, поставлю я жерличку с этим окуньком. Положил его в ведерко, захватил жерличку и пошел к кусту, хромая на обе ноги. Там выбрал сучок покрепче, привязал к нему жерличку, размотал аршина два бечевки с нее, как дедушка учил, зажал ее в расщеп, чтобы больше не разматывалась, зацепил крючком окунька за губу и бросил в воду. Посмотрел: — ничего, окунек хорошо ходит. И опять ожила у меня надежда: а вдруг — большой окунь схватит, а то и щука!