Невеста. Шлюха - София Блейк

Слава богу, под вечер накрыли стол, выпили беленькой, грибочками закусили, поплакали там, повздыхали. Сумка спортивная моя стояла уже собранная.

— Я, — говорю, — Мишку не люблю, но открыто признаться в этом духу не хватает, он же у меня первый…

— Так что ему сказать–то? — мама спрашивает. — Он ведь настырный парень, проходу мне не даст.

— Ну, скажи, я в Питер уехала, чтобы немного погостить у подруги по сборам, — придумала я. — Потом он и сам забудет. А потом я ему напишу. И в армию он как уйдет, так и забудет совсем.

На этом и порешили. Больше я Мишку уже никогда не видела. Он остался в армии на сверхсрочную службу, и погиб зимой 96-го под Грозным.

*.*.*

А мы с Потапом выехали в понедельник днем, и вскоре оказались напротив деревеньки Концово.

— Ух, ты, надо уважить традицию, — рассмеялся Потап и свернул. — Я как раз только душик принял!

— Олег, — попросила я, — давай обойдемся без этого. У тебя что, мало девушек?

— Идиотский вопрос, — пожал плечами Потап, стягивая дубленку. — Какое кому дело до чьих–то девушек? Я же не хочу сказать, что ты будешь моей единственной навсегда. Но я чувствую, что ты меня возбуждаешь, я тебя хочу и буду тебя помнить. Честно.

— Давай ты будешь меня просто помнить, за мой ум и красоту, без дурацкого перепихона в машине. — Я не собиралась сдаваться, поскольку ехать 80 километров с Потаповой спермой на коже было не менее неприятно, чем обтирать снегом голое тело среди яркого дня.

— Нет, зайка, — ласково сказал Потап. — Возьми у меня в ротик, если тебе по-простому не хочется.

— Блин, Олег, — я не ожидала такого предложения, — ты что говоришь такое? Я никогда еще этого не делала.

— Ну вот! — обрадовался Потап. — Я тебя научу. А то позорницей в Брянск приедешь… Будет лучше у незнакомых учиться?

А ведь он прав, растерянно подумала я, как ни подойди, а лучше с Потапом, чем невесть с кем. К тому же на теле ничего не останется — эта мысль и оказалась решающей.

Потап, видя мои колебания, тут же спустил до колен штаны, открыв сильные ноги, покрытые светлыми волосками, и я впервые увидела перед своим лицом лежащий мужской член с полуоткрытой головкой. Головка была розовой, совсем не противной, и я прикоснулась пальцами к члену, осторожно стараясь раскрыть всю розовую часть. Помню, как он напрягался, наливаясь кровью, вставая у меня под рукой. До этого я прикасалась только к уже готовому, набухшему органу восемнадцатилетнего Мишки. Теперь до меня дошло, что члены мужчин разного возраста тоже разные, и ведут себя по-разному. Это пробудило мое любопытство, и я осторожно перегнулась к Потапу — его уже бордовая головка коснулась моих губ, потом — языка.

— Малышка, — прошептал Потап, и снял с меня вязаную шапочку. — Соси его, как конфетку.

Я и стала сосать, причмокивая языком.

— Главное в этом деле — зубы, спрячь их, — приговаривал Потап. — Мужик не должен их чувствовать, представь, что ему должно казаться, будто он входит в мягкую дырочку, такую же, как внизу.

Я приподнялась, выпустив его член, и сняла пальто.

— Но тогда ты должен двигать им туда-сюда, — сказала я, снова беря в рот и отмечая про себя, что это действие не вызывает во мне никакого внутреннего сопротивления.

— Нет, это ты должна водить головой вверх-вниз, — Потап ухватил мои рассыпавшиеся волосы и решительно натянул мою голову на свой напряженный член, да так, что я едва не подавилась. Потом Потап стал задавать мне ритм, направляя то быстрее, то медленнее. Временами он напоминал мне про зубы, которые я забывала прятать. В какой–то момент я почувствовала губами, что орган напрягся еще сильнее, будто зажил своей собственной жизнью, и стал часто сокращаться, Потап зарычал, и я даже не сразу разобрала, что ко всем этим новым ощущениям присоединилось последнее — клейкая и солоноватая жидкость заполнила мой рот, мешаясь со слюной.

Чтобы не захлебнуться, я стала глотать, и перестала сосать и облизывать, только когда сам Потап мягко отстранил меня.

— Ну, блин, Сонька, малолетка чертова, — Потап привел в порядок одежду и застегнулся. — У тебя точно талант! Мишка рассказывал, что он у тебя первый, и ты ему ни разу не отсасывала, но, наверное, ты с кем–то тренировалась.

— Можешь не верить, — я отвернулась к окну.

— Да не обижайся, — сказал Потап. — Ты и готовить умеешь?

— Еще бы, — сказала я, — ты же все обо мне знаешь.

— Золотая, — Потап уже выехал на трассу, — вишь, судьба–то как сложилась. А то бы женился на тебе. Вот, повезет кому–то…

— Остановись, пожалуйста, — попросила я. — Выпьем кофе.

Мы остановились у первого же раскладного столика на обочине, где продавали бутерброды, выпечку и пиво, и где всегда были термосы с кипятком для кофе и чая. Такие столики тогда встречались на дорогах чаще, чем сейчас, и Потап купил мне горячий каппучино в бумажном стаканчике. Себе он взял пиво:

— Что, колбасит, малая? — Потап пил из горлышка, и пиво оставляло белую пенку на его верхней губе. — Не думай, что я тебя просто брошу и все. Никто тебя там не обидит, а как себя вести, тебе твой же разум подскажет. Я знаю, никто из девок не жалуется. И последний совет — держи сбережения в баксах.

Я отхлебывала каппучино — импортный порошок, размешанный в кипятке, и клейкое чувство ушло у меня изо рта.

— Я читала, есть много долларов фальшивых, Саддам Хусейн отпечатал. Как я отличу, если не видела ни разу?

— Ну, София, маленькая, но мудрая, держи, и разгляди там на свет полоску с надписью, — Потап достал из кармана рубашки зеленую банкноту. — Думаю, ты единственная у нас в Полесске малолетка, которая читает газеты. Эх, женился бы, коли б не брат…

Я зачарованно смотрела на узкую и длинную купюру, которая отныне составляла наиглавнейший смысл моей жизни. В эту же минуту я дала себе слово в совершенстве выучить английский и понять написанное на заокеанских деньгах, овладеть языком этих денег, чтобы я могла разговаривать с ними, а они бы смогли мне отвечать.

*.*.*

Наступило лето, но я так и не покинула Брянск, хотя по нашему с Потапом уговору вполне уже могла вернуться домой.

Было очень тяжело, особенно вначале. Леший, как оказалось, имел прямое отношение к блядскому бизнесу — мы поехали все вместе к сорокалетней бандерше по прозвищу Мальвина, и после разговора с ней (я ждала на кухне) Потап покинул меня, пообещав быть на связи и помогать.

Прослушав недолгий инструктаж, я была отвезена на двухкомнатную квартиру в панельном доме на окраине, где ванная и раковины были украшена пятнами ржавчины, на кухне резвились полчища тараканов, и немилосердно дул сквозняк. Я прибыла туда довольно поздно, и оказалось, что встретить нас некому. Пока разбирались с ключом, я окончательно замерзла и проголодалась, но Леший, едва дорвавшись до пустой квартиры, начал пристраивать меня к делу, то есть, проверял мои сексуальные таланты, делая это очень энергично и совсем меня утомив.