Прививки: мифы и реальность - Галина Червонская

Подтвердив многократно свою идею в экспериментах на животных, Пастер, как и Дженнер, долго не решался применять изготовленную вакцину против бешенства на человеке, укушенном больным животным, т. е. возможно уже на заболевшем человеке. В данном случае этот биопрепарат используется с лечебно-профилактической целью, спасая от заболевания бешенством после укуса — привнесения инфекционного агента. Суть в том, что восприимчивый человек заболевает в том случае (если животное инфицировано), когда вирус бешенства проникает через раны — места укуса — в клетки центральной нервной системы — в мозг: путь не короткий и требует немалого времени. Инкубационный (скрытый) период для развития этого инфекционного процесса гораздо продолжительнее, чем при многих других вирусных инфекциях, и может продолжаться несколько недель и даже месяцев. Именно это "счастливое" обстоятельство и имел в виду Л. Пастер: успеть "перегнать" развитие заболевания, мобилизовав мощные защитные силы организма с помощью прививки, преградив путь продвижения вируса к мозгу. Увы, далеко не всегда и сейчас вакцина даже в комплексе со специфическим иммуноглобулином (готовыми антителами против вируса бешенства) помогает стопроцентно. Инкубационный период в данном случае зависит, кроме того, и от места укуса (как близко от головы), поэтому-то вакцина на определённом этапе может работать как терапевтическое средство.

Пастеру было трудно приступить к спасению уже, возможно, инфицированных пациентов (!), начать эксперимент на людях, нуждающихся в помощи… Как же упрощён подход к опытам… НА ДЕТЯХ (!!!) за последние четыре десятилетия, когда врачи-экспериментаторы используют в исследованиях при изучении эффективности и безопасности новых вакцин до нескольких сот малышей разного возраста, не только предварительно не ставя в известность об этом родителей, но и не видя в этом ничего предосудительного!

Данные об "Экспериментах на практически здоровых детях" впервые обобщены в Докладе-сборнике "Вакцинопрофилактика и права человека", изданном в 1994 г. РНКБ РАН (3).

Исходя из общебиологических положений, долга перед природой человека, совсем непросто переносить удачные опыты с животных на людей, отождествляя течение процессов у животных и человека, тем более — на растущий организм детей — в плане отдалённых последствий. Это ещё одна проблема в медико-биологических исследованиях, которая не может обходить стороной и вакцинологию.

Пастер рискнул, и в 1885 г. спас первого мальчика, искусанного бешеной собакой. Кроме этого, широко известен случай о спасении Пастером нескольких российских крестьян, побывавших в зубах у бешеного волка. Эти крестьяне разыскали Пастера, явившись к нему в лабораторию… из царской России во Францию!

Успех Пастера всколыхнул всю мировую общественность. После происшедших событий на деньги, собранные по международной подписке, был создан Пастеровский институт, существующий во Франции и поныне, положивший начало открытию "пастеровских центров" в большинстве стран мира. Очень увлекательно пишет Поль де Крюи (де Крайф) об этих и других событиях, происходивших до 1950 г. в микробиологии и иммунологии того уровня в своей книге "Охотники за микробами" (38).

Уместно, наверное, вспомнить и о том, что второй страной, открывшей пастеровскую станцию, была Россия. Когда стало известно, что вакцинация по методу Пастера спасает в некоторых случаях от бешенства, один из энтузиастов внёс в Одесское общество микробиологов тысячу рублей, чтобы на эти деньги был направлен в Париж врач для изучения опыта Пастера. Выбор пал на молодого доктора Н. Ф. Гамалею, который позже — 13 июня 1886 г. сделал в Одессе первые прививки двенадцати укушенным.

В советское время имя почётного академика АМН СССР Н. Ф. Гамалеи присвоено Институту эпидемиологии и микробиологии АМН, где в отделе вирусологии мне посчастливилось проработать 12 лет над вопросами хронических вирусных инфекций и защитить диссертацию под руководством эпидемиолога-вирусолога академика АМН СССР В.Д. Соловьёва.

Риск при использовании живых вакцин, создающих состояние "малой болезни" — хронической инфицированности, был и остается по сей день.

Не являлась исключением и живая вакцина против бешенства, в связи с чем уже несколько десятилетий готовится убитая — инактивированная антирабическая вакцина.

Вакцинно-сывороточное производство развилось особенно интенсивно в XX веке, превратившись в крупные научно-промышленные комплексы и фирмы. А идею Пастера — искусственную аттенуацию (ослабление инфекционных свойств) возбудителя, в модифицированном варианте использовали Кальметт и Герен (А. Cflmette, С. Guerin), создав в 1920 г. живую антибактериальную вакцину ВСС (бацилла Кальметта и Герена) — против туберкулёза, которая также вызывала и продолжает вызывать сомнения и нарекания, ничуть не меньшие, чем другие живые вакцины (39–43). Большинство стран отказались от применения БЦЖ, например, США, Турция, ФРГ, Бельгия, Швеция и ряд других стран. Некоторые государства бывшего социалистического лагеря отказывались от нашей БЦЖ, еще будучи в союзе с нами, например, Чехословакия и пр.

К наиболее значимым событиям XX века в изготовлении вакцин следует отнести создание в 50-е годы препаратов против вирусов полиомиелита I, П, Ш типов. Как известно, "привилегия" заболевания полиомиелитом принадлежит только человеку, чаще — детям.

Убитая вакцина изобретена доктором Джонасом Солком (Salk), о чем упоминалось здесь раньше, а другая — живая против полиомиелита — тоже американским вирусологом Альбертом Сейбином (Sabin).

Отечественный вариант живой полиовакцины, приготовленный по рецепту-технологии доктора Сейбина, создан в конце 50-х гг. под руководством профессоров М.П. Чумакова (Москва) и — А.А. Смородинцева (Ленинград) (44–46). Теперь имя академика М.П. Чумакова носит созданный им в те годы Институт полиомиелита и вирусных энцефалитов (ИПВЭ) РАМН.

Будучи ещё студенткой, я принимала участие в создании этой вакцины у М.П. Чумакова. Скажу больше: моё служение вирусологии, моя научно-практическая деятельность началась с Института по изучению полиомиелита — так назывался в 50-е гг. XX столетия ИПВЭ. События, происходившие в то время в этом институте, касались, прежде всего, разработки и внедрения в вирусологии нашей страны биологической модели — культуры клеток (ККЛ). Благодаря этой альтернативной биологической модели (АМБ), заменившей экспериментальных животных или резко сократившей участие "братьев наших меньших" в лабораторных исследованиях, я выбрала профессию вирусолога, приобрела знания по "культуральной вирусологии", а также по гуманизации медицинского эксперимента, что в последние полвека является основой медико-биологических исследований (3–5).

История "культуральной вирусологии" в бывшем СССР началась с организации Института по изучению полиомиелита и с разработки полиовакцины. Таким образом, ККЛ — ещё один очень важный раздел в вакцинологии и иммунопрофилактике.

Не было бы ККЛ, нельзя было бы создать такое количество противовирусных вакцин: против кори, паротита (свинки), герпеса, энцефалита и некоторых других. Но, кроме того, благодаря ККЛ выделены и идентифицированы многие типы вирусов, изучено их влияние на клетки и субклеточные структуры, проанализированы процессы некоторых хронических вирусных инфекций (3, 5,47–50).

Любые вирусы, как известно, размножаются исключительно в живой клетке: в клетках человека, животных, растений, рыб, насекомых и даже бактерий — бактериофага.

В фундаментальных исследованиях и в практике одних дисциплин ККЛ резко сокращает количество животных, используемых в эксперименте, в других, как в вирусологии — практически полностью их заменяет.

Так, иммунология, генетика, онкология и молекулярная биология многими своими достижениями также обязаны этой замечательной АБМ, способствующей не только получению более достоверных результатов, чем организм животного, но и помогающей этическому становлению экспериментатора (3, 5, 12,13, 51–53).

Следует упомянуть, что ККЛ у нас в вирусологии поначалу признавалась с большим трудом. Сколько усилий приложил М. П. Чумаков к внедрению этой АБМ! Замена животных на клетки in vitro (в стекле, в пробирке) вызывала не просто удивление, но категорическое отрицание: "Быть не может… как это — вместо мыши — клетки в пробирке?!"

Наряду с абсолютным неприятием ККЛ многими отечественными вирусологами, а также чиновниками Минздрава (которые и сейчас тормозят внедрение ККЛ, например, в токсикологии и гигиене), мировая медицинская общественность относилась к подобной возможности эксперимента иначе.

Серьёзность и важность появления ККЛ в вирусологии отмечена на очень высоком уровне. В 1954 г., когда в США борьба с полиомиелитом была в полном разгаре, Каролинский институт присудил Нобелевскую премию по физиологии и медицине трём американским исследователям — Д. Эндерсу, Ф. Роббинсу и Т. Уэллеру за культивирование клеток человека и возможность размножения в них вирусов полиомиелита. При этом произошла замена животных — обезьян (!)… на клетки в пробирке.