Последний свидетель - Саймон Толкиен

— Я напомнил Питеру, что он не может присутствовать на слушаниях, — сказал Патрик.

— Все правильно, — кивнул Майлз. — До тех пор, пока сам не выступит со свидетельскими показаниями. Но Патрик сказал, что он все время будет там, так что Грета в одиночестве не останется. Беспокоиться не о чем.

И он ободряюще улыбнулся. Они уже несколько раз проходили эту процедуру, но Майлз считал, что подобные напоминания лишними никогда не бывают. Прежде ему доводилось работать со свидетелями, которым запрещали давать показания на основании того, что они во время слушаний находились в зале суда.

— Как самочувствие, Грета? — заботливо осведомился он. Подвергнуться суду по обвинению в убийстве — нешуточное испытание для любого человека, и Майлз по опыту знал, что самое томительное и ужасное здесь — это ожидание.

— Да ничего, в целом неплохо, — ответила она. — Хотя, конечно, нелегко… Как только вышли из машины, почувствовала себя зверушкой в зоопарке. — Тут голос Греты слегка дрогнул, и Питер сжал ее руку в своей. Ему запрещено находиться рядом с женой во время заседания, сама мысль об этом казалась невыносимой.

— Понимаю, — протянул Майлз. — И сочувствую. Но постарайтесь теперь запомнить самое главное. Вам вовсе не обязательно говорить что-либо во время процесса, можете спокойно отмалчиваться хоть до середины следующей недели. Это самое раннее. А вероятней всего — до конца следующей недели. Сторона обвинения должна рассмотреть и выслушать много свидетельств, последним они вызывают Томаса. Мотивируют тем, что ему нужно время, чтобы прийти в себя после случившегося в среду.

— Да ничего там не случилось, — вмешался Питер. — Все те же его выдумки, как и прежде. Просто не может остановиться. Поставил себе целью разрушить наши жизни. А заодно — и свою.

— Ладно, Питер, не сейчас, — устало отмахнулась Грета. Тот факт, что Питер так разгневан на сына, служил ей некоторым утешением, но не хотелось, чтоб муж терял контроль над собой в столь ответственный момент.

— А это что, проблема? — спросила она Майлза. — Ну, что Томас выступает последним?

— Да нет, не думаю, — ответил тот. — Даже скорее напротив. Жюри присяжных убедится, как мало стоят все обвинения без этого последнего свидетеля.

— Да, да, понимаю.

Грета улыбнулась, но улыбка лишь подчеркивала напряженное выражение лица. «Выглядит она просто великолепно, — подумал Майлз. — И наверняка растрогает присяжных, пусть даже заранее настроенных против нее, когда поднесет маленький кружевной платочек, что наверняка хранится в сумочке, к глазам».

— Выходил пристав, — заметил Патрик, приблизившись к ним. — Нас приглашают в зал.

— Встретимся за ленчем, Грета, — сказал Питер, — я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — ответила Грета и направилась следом за адвокатами к распахнутым в зал дверям.

— Все будет в порядке, — добавил он. — Вот увидишь.

Но жена не ответила. Двери за ней затворились, он остался один.

ГЛАВА 6

Первое, что поразило Грету, когда она вошла в зал заседаний, это громкий гул голосов, который тут же стих при ее появлении. Скамьи по левую сторону были заняты теми же репортерами, что набросились на нее на улице. Не было от них никакого спасения, хотя она успела заметить, что микрофонов и камер при них нет.

Перед ее появлением зал суда был всего лишь еще одним помещением, и вот теперь Грета как бы знаменовала собой начало первого акта драмы, какого-то действа. Все вокруг было освещено ярким искусственным светом, что еще больше отделяло зал суда от всего остального мира. Окон не было, звуконепроницаемые стены лишены каких-либо украшений, если не считать довольно экстравагантного вида эмблемы со львом и единорогом за пустым пока что судейским креслом.

Майлз Ламберт резко остановился у скамьи подсудимых. Она являла собой темное деревянное нишеобразное углубление в дальней части зала, где и должна была находиться Грета до тех пор, пока ее не вызовут давать показания. Женщина-охранник с темными, коротко подстриженными волосами и желтовато-болезненным цветом лица приотворила низенькую резную дверцу и пропустила в нишу Грету. Щелкнул замок.

— Теперь Патрик проследит за всем… Может, вам что-то понадобится, — утешительным тоном произнес Майлз. — Бумага, ручки есть? Можете передать мне записку, если вдруг возникнет что-то важное. В чем лично я сомневаюсь, с утра мы вряд ли продвинемся дальше обычных заявлений со стороны обвинения. Так что беспокоиться вам особенно не о чем. Это еще не свидетельские показания.

Грета кивнула и прикусила нижнюю губу. Точно какой-то листок бумаги может ей помочь, когда все присутствующие, эти совершенно незнакомые ей люди, смотрят на нее и решают ее судьбу.

— Скоро появятся присяжные. Запомните, не надо смотреть прямо им в глаза. Они этого не любят. А вот вас пускай рассматривают сколько душе угодно. И еще вас ждет неприятная минута или две. Это когда представят снимки жертвы. Я не в силах помешать Спарлингу продемонстрировать их, но долго это не продлится. Об этом позаботится судья. С Грэнджером нам просто повезло. Могло быть значительно хуже.

Грета ответила слабой улыбкой. Она была благодарна Майлзу Ламберту за то, что он изо всех сил старается облегчить ее положение.

Охранница похлопала Грету по плечу, прервав тем самым их разговор.

— Вы должны подвергнуться досмотру. Таковы правила.

— Но разве я уже не прошла досмотр?

— Теперь я обязана обыскать вас лично. Проверить вашу сумочку.

— Хорошо, — устало кивнула Грета и протянула ей сумочку.

Но этого оказалось недостаточно.

— Здесь все чисто, — сказала женщина, ухватила Грету за руку и провела через маленькую боковую дверцу в специальную комнату для досмотра. Некогда белые стены сплошь покрывали непристойные надписи и рисунки, сделанные насильниками и убийцами, разъяренными печальной своей участью. «Странно, — подумала Грета, — что подобное место находится всего в нескольких ярдах от судьи, с такой царственной помпезностью восседающего на своем троне». Но ни эти граффити, ни запах застоялой мочи, исходившей из отгороженного низкими стенками туалета, где на унитазе даже не было сиденья, не слишком удручали Грету. Она повидала и не такие виды.

Нет, не это, лестница в дальнем углу. При одном взгляде на нее по спине пробежали мурашки. С того места, где она стояла, были видны лишь три первые ступеньки, но и их оказалось достаточно, чтобы понять: лестница ведет не вверх, а вниз. В клетки-камеры, расположенные внизу, откуда уже не было выхода. Одного слова, всего лишь одного слова присяжных достаточно, чтоб охранники свели ее вниз по этим ступенькам, поддерживая под локотки. В этот миг Грете показалось: ей дали шанс увидеть собственную смерть до того, как это произойдет в действительности. Сама мысль показалась настолько чудовищной, что ей стало дурно. Голова закружилась, и она опустилась на длинную скамью, привинченную к полу.

— А ну давай поднимай задницу, — проворчала охранница, и в голосе ее звучало раздражение. — Успеешь еще насидеться, целый день впереди. А теперь мне надо тебя обыскать. Таковы правила.

Грета так вся и сжалась, когда женщина начала обхлопывать руками все ее тело. Плечи, груди, живот, бедра; при каждом прикосновении Грета вздрагивала, со всей ясностью ощущая, что эту систему ей не перебороть. Слишком уж она безлика, эта система. Во время обыска она не сводила глаз с побеленного потолка, не позволяла глазам снова вернуться к началу той страшной лестницы в углу.

— Ладно, все в порядке, — сказала женщина и распахнула боковую дверцу, ведущую к скамье подсудимых.

Вернувшись в зал, Грета глубоко вздохнула. Потом достала платочек и поднесла его к носу. Запах духов «Шанель» живо напомнил ей изящный интерьер гостиной дома, канделябры и богатые гобелены на стенах. Огромным усилием воли она отогнала от себя страшное видение: три ступеньки лестницы, ведущей вниз. Затем открыла глаза, провела ладонью по безупречно уложенным черным волосам. Уселась на свое место и начала оглядываться.

Репортеры о чем-то оживленно болтали, прямо перед ней сидевшие за длинными столами барристеры раскладывали толстые папки и книги по законодательству. Слева от Майлза расположился высокий аристократической внешности мужчина в парике, он сидел и слушал, что говорят ему офицер полиции и детектив сержант Хернс.

«Довольно странная парочка», — подумала Грета. Хернс, в скверном дешевом костюме и галстуке «селедкой», чуть ли не на цыпочки привставал, нашептывая что-то на ухо своему собеседнику. Тот же сидел, слегка склонившись влево, и позволял Грете видеть лишь свой профиль — длинное узкое лицо, орлиный нос. Должно быть, тот самый Джон Спарлинг, о котором говорил Майлз. Главный представитель обвинения.