Просьба сердца (СИ) - Шулятицкая Анна

— Таков закон. Общечеловеческий. Вам не понравилось, что я с ним, допустим, но зачем сразу причинять вред?

— По-другому бы не отстал, — прошептала Зоя.

— Сблизиться, чтобы потом подговорить? Я бы не сумел, и Антон это знает. Будем существовать отдельно друг от друга. Прощайте.

***

— Закрыл на задвижку?

Лёжа в смятой постели, Антон держался рукой за голову. Вокруг него были разбросаны журналы. На тумбочке стояла кружка с недопитым яблочным соком. Из-за будильника выглядывал градусник.

— Закрыл. А где твои?

— В универмаге. Предупредили не делать резких движений. Как видишь, не делаю. Удалось поговорить с бросальщиком?

— Больше они тебя не потревожат, — сев на табурет, сказал я тихо.

— Они? Мог не приходить.

Валентина Ивановна отпустила Антона домой и строго-настрого запретила напрягаться.

Я решил, что был ему необходим. Как-никак, он получил травму. И всё из-за чего? Невероятной, по-настоящему детской обиды.

— Как себя чувствуешь? Что-нибудь принести?

— Хотя бы ты не начинай! — буркнул Антон. — Мама извелась. Сашка вообще психанул, что меня обидели. А меня не обижали. Я не злюсь на таинственных «них». Правда, теперь тяжело сосредоточиться. Сегодня же пятница? Не погуляем. Плакало твоё воспоминание. На следующей неделе ускоримся.

— Наоборот. Я рад. Не потому, конечно, что тебе прилетело.

Поправив подушку, он подпёр кулаком щеку.

— Тогда почему? — показалось, Антон затаил дыхание.

— Всё обошлось, ведь так? Да и, к тому же, какая разница! Наше с мамой прошлое связано не только с уличными развлечениями.

Оглядевшись, я приметил застеклённый шкаф, в котором теснились книги. Цветные, совсем новые и старые. Да, Антон действительно обожал литературу.

— Разницы и впрямь никакой, — произнёс он слегка огорчённо. — Что предпримем? Я не в том состоянии, чтобы думать.

— Тебе и не придётся. Как насчёт чтения?

— По ролям? — выпив сок, спросил Антон.

— Мама читала вслух, когда я болел или просто капризничал.

— А ты сам умеешь выразительно читать? Чтобы с чувствами, переживаниями!

Открыв дверцы, я опешил. Помимо исторических и классических романов, большое место на полках занимала мистика. Серебряные буквы на корешках указывали на что-то удушающее и неизведанное. От одних названий по коже разливался холодок, а волосы на затылке вставали дыбом.

— Что взять?

— На свой вкус. Или нет, чтобы было страшно! Пару абзацев, и ты выскочишь за порог! — сказал он.

Даже сейчас Антон не переставал дразниться. Какая наглость, завёрнутая в одеяло!

— Мстишь за колесо?

— Нет, что ты! Просто любопытно…

Я хотел было вынуть томик сочинений Куприна, но в последний момент поменял решение. Стругацкие, Дюма… Вот, Алексей Толстой.

— О, «Упырь»! Сашке повесть понравилась. Оставила неизгладимое впечатление, так сказать.

— А тебе?

— Конечно. Меня всё необычное привлекает.

— Устраивайся поудобнее.

— Не тяни кота за хвост, — хитро сощурился Антон.

Я прочистил горло. Чёрные буквы на тонких листах уже начали тускнеть.

— Бал был очень многолюден. После шумного вальса Руневский отвёл свою даму на её место и стал прохаживаться по комнатам, посматривая на различные группы гостей. Ему бросился в глаза человек, по-видимому, ещё молодой, но бледный и почти совершенно седой…

Когда незнакомец объяснил Руневскому, каким образом общаются упыри, я ненадолго отложил книгу. Зато Антон был в восторге. Его губы расплывались в блаженной улыбке.

— Только представь, щёлкают языком! Дальше, дальше!

Он спокойно реагировал на жуткие подробности, а на моменте с манускриптом так и вовсе прослезился. Я добавил голосу проникновенные интонации.

Над Марфой проклятие мужа гремит,

Он проклял её, умирая:

«Чтоб сгинула ты и чтоб сгинул твой род,

Сто раз я тебя проклинаю!

Пусть вечно иссякнет меж вами любовь,

Пусть бабушка внучкину высосет кровь!

И род твой проклятье моё да гнетёт,

И места ему да не станет

Дотоль, пока замуж портрет не пойдёт,

Невеста из гроба не встанет,

И, череп разбивши, не ляжет в крови

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Последняя жертва преступной любви!»

Несмотря на объём повести, я управился с ней гораздо быстрее, чем предполагал. По телу пробегала дрожь. В мыслях крутился образ бабки, впивающейся в шею связанной внучки. Повсюду кровь, запах смерти и мрак.

А вот Антон… дремал. Я и не заметил, как он заснул.

— Эх, балда. Кто вообще дрыхнет под ужастики?

Конечно же, Антон не ответил. В надежде, что ему снится дивный мир, а не кошмар, я убрал «Упыря». Вместо него отыскал сборник произведений Тургенева. Уходить не хотелось.

========== Глава 10. Пирог с вареньем ==========

По жёсткой линии рта люди могли предположить, что мама обладала строгим характером, поэтому я исправил деталь. Узкий подбородок и выщипанные брови сделал Антон. Лёгкими движениями он округлял кончик носа, а второй рукой убирал отпечатки пальцев с шеи. Проблемнее всего было с короткой стрижкой. Фёдор Леонидович подсказал, как лепить пряди, чтобы получились настоящими. Полупрозрачные волосы сливались с прижатыми к голове ушами. Единственное, что пока не выглядело достойным — это глаза. Маленькие, озорные, в которых проступало ехидство.

— Они глубоко посажены, — предположил Лёвка, не отрываясь от белой земляники, для которой уже приготовил косточки.

— Самое-то, — ответил Антон. — По крайней мере, если верить рисунку.

— У меня хорошая память на внешность, — сказал Костя.

Он возился с плетёной корзиной. По идее Нины, в ней должны были лежать грибы. Основная часть фруктов, ягод и овощей размещалась отдельно. Фёдор Леонидович занимался синицами, обедающими на ветках рябины.

— Если что-то не так, ищите новые пути, — произнёс он, нежно держа птиц. — Попробуйте удалить глину и начните заново. Снова и снова, пока не достигните нужного результата.

— Нин, — позвал я, — подойди, пожалуйста.

— Некогда! Видели бы вы эти лисички вблизи! Они какие-то неправильные! — вскрикнула Нина.

— Ядовитые?

— Съедобные, но корявые. Шляпки постоянно рвутся.

— Тонкие, вот и рвутся, — объяснил Костя. — Дай покажу, как лепить.

— Не утешай меня! Всё кончено!

— Что это за упаднические настроения? — спросил Фёдор Леонидович.

— Простите, — всхлипнула она. — Просто… я надеялась принести пользу… чтобы мы представили превосходную работу… сообща… мы же команда.

— Глупенькая, — ласково проговорил Лёвка и, протерев ладони о влажную тряпку, приобнял за плечо. — Конечно, представим. Считай, уже на той неделе. Не сдавайся.

— Ты всегда говоришь, чтобы я была сильной. Но что, если мне не дано? Что, если я слабачка? Ты, конечно, будешь отговаривать, потому что веришь. Мне не достаёт веры. Я зажигаюсь и быстро гасну.

— Вот те раз, — кашлянул Антон.

— Нервы, — сказал я шёпотом.

— Пускай не достаёт. У меня хватит на обоих! — уверенно прозвучало в ответ.

Нина провела щекой по руке Лёвки. Он обнял её по-настоящему, на виду у всех, и она с благодарностью приняла заботу. Внутри кольнула зависть. Странное чувство! Почему так горько и одновременно одиноко?

— Не спи, — щёлкнув пальцами, проговорил Антон. — Бюст не закончен.

— Ага, соня-засоня.

— Ты про кого? Меня?

— Ну а кого ещё?

Он так и не рассказал, почему заснул. Я настолько ужасно читал?

— Хорошо, засоня. Но только потому, что у тебя очень приятный голос, — признался Антон.

— Приятный для того, чтобы озвучивать книги?

— У тебя бывало такое, что запоминаешь чей-то голос? Вроде, ничего особенного, а слушать нравится, — сказал он с некоторой неловкостью. — Причём неважно что. Главное, чтобы человек говорил. И был как можно ближе.

— Нет. У меня по-другому.

— Как? — поинтересовался Антон.

— Нравится запоминать детали, движения. Как у кого-то поднимается грудь на вздохе. Или озаряется лицо, когда он наслаждается природой.