День ВДВ (сборник) - Сергей Скрипаль

Весной селяне взмолились, не выжигайте, мол, растения, не дайте сгинуть! В то время на блоке командовал капитан Кулаков, прилетевший на недельку вместе со сменой солдат. Решение было найдено к удовольствию обоих сторон. Кулаков дал добро на рост «зелёнки», но… если тростник не вырежут после того, как он достигнет одного метра, растительность постигнет та же участь! Шурави больше не будут охотиться за камышом, поскольку пост будут снабжать топливом меняющиеся смены. Старейшина Салим, от радости, чуть ли не руки целовал капитану.

Теперь каждое утро солдаты наблюдали, как люди шли к реке, срезали тростник и камыш, волокли вязанки домой и приступали к работе. Кто мелко рубил сочные стволики тростника, засыпая в кормушки для пары овец полученный корм. Кто аккуратно раскладывал вдоль дувала камышины для просушки, имея в виду ремонтно-восстановительные работы. Кто сплетал подобие корзин, а кто умудрялся даже небольшой плетень сгондобить. Этим плетнём делали загородки, где содержали малочисленных кур.

Наблюдать за кишлачной жизнью было тягостно и скучно, так же, впрочем, как и за дорогой, которая, казалось, быстро и даже весело скатывалась с гор. Тут, на небольшом равнинном плато, дорога скисала и тянулась бесконечно, серея выжженной пылью, равнодушно вздымающейся и так же нехотя опускающейся на место, после того, как по ней кто-то проходил.

Борисыч остался за командира, поскольку прибывший на место несения службы старший лейтенант Борисов улетел тем же «бортом» МИ-8, на котором прилетела смена. Ещё в полёте старлей понял, что у него – гепатит, глянув в зеркальце, оценил желтизну белков и языка, доложил в полк по рации и получил приказ возвращаться, временно назначив командиром старшего сержанта Борисыча.

Как и всё в жизни, ничего не бывает более постоянного, чем временное, вот и скоро как полтора месяца прошло после смены, а начальствия нового всё нет. К слову сказать, Борисыч совершенно не тяготился новыми обязанностями, возложенными на него. На этом блоке уже дважды приходилось бывать, так что – местность знакомая, народа нового в кишлаке не наблюдалось, с продуктами – порядок, личный состав блокпоста занят. Чтобы избежать пофигизма при исполнении боевой задачи, с первого же дня Борисыч поставил задачу укрепить кое-где обвалившиеся стены и обложить те места, где наружу выглядывал бетон, камнем. В итоге все бойцы были заняты. Двое постоянно вели наблюдение за вверенным участком, двое отдыхали после смены: сначала уходили внутрь помещения, пытаясь уснуть, но, промучившись в духоте, выползали на свет божий и принимались помогать строителям. Сначала народ повозмущался распоряжениями Борисыча, но служба есть служба и под руководством Федюни стали собирать в округе камни, подыскивая наиболее плоские или же близкие по конфигурации к кубу, чтобы хоть не обтёсывать при подгонке. Потом разохотились, стали таскать все подряд, сбивали лишнее и прилаживали к вновь возводимой стене, скрепляя их между собой либо глиной, которой на реке было с избытком, либо, в узловых местах, цементом из оставшихся когда-то давным-давно, ещё при постройке блока, двух пятидесятикилограммовых мешков. Цемент в мешках по углам подмок, да так, что образовалась корка. Приходилось сначала разбивать, как орех, цементную скорлупу, высыпать из неё сухой порошок, а потом долбить, крошить и измельчать до первозданного состояния монолитные куски.

Теперь уже Борисычу приходилось отгонять заступавших в караул бойцов от созидательного труда. Солдаты, нехотя, оставляли зодчество, обмывались тёплой водой, брали вёдра, шли на реку и, возвратившись назад, заступали на пост: один у ДШК, вмурованного в гребень стены поста, другой – на противоположенной стороне, скучал с РПК.

Как только закончили строительство, Борисыч вызвал на пост старейшину Салима. Посредством переводчика, туркмена Дурдыева, долго договаривался со стариком о том, что изрядный кусок «зелёнки» шурави нарежут для своих нужд, поскольку требовалось сменить навесы над блоком, где была тень. Старый навес пришёл в негодность, с него постоянно сыпалась труха за шиворот и в котелки с пищей, а солнце лезло сквозь огромные дыры, превращая отдых в мучение. Ну, в самом деле, не лезть же в помещение, где духота, кажется, не исчезнет и с наступлением зимы. Салим кочевряжился, пытаясь с наивной хитростью выжать из ситуации как можно больше пользы для себя. В такие минуты каждый, облачённый хоть какой-то властью, забывает, что за его спиной есть люди, на благо которых, собственно говоря, его и облекли той самой властью. Борисыч прекрасно понимал детские уловки старейшины. За разрешение на получение камыша, старику выдали две банки тушёнки, банку сгущёнки и два килограмма муки. Однако, это не всё. Каждый из жителей кишлака, кто принесёт две большие вязанки камыша, получит по килограмму перловой крупы, коей скопилось за несколько месяцев на блоке в большом количестве. Редко, кто из солдат, при наличии других круп, захотел бы отведать «дробь шестнадцать». Салим же, попытался и тут схитрить, пообещав, что сам принесёт необходимое количество камыша. Но Борисыч был неумолим, сказал, мол, если до захода солнца Салим принесёт столько, сколько удовлетворит потребность шурави, вопросов нет, получит все двадцать килограмм крупы. Сколько это будет, Салим не понимал, пока Федюня не приволок полмешка перловки и не показал ему. При этом Борисыч выложил под ногами сорок камешков, означающих количество вязанок, которые обменяются на крупу. Старейшина поцокал языком и ушёл в кишлак.

Очень скоро к блок-посту потянулся народ. Федюня с Дурдыевым вышли их встречать из укрепления. Каждую вязанку Федюня оценивал сам. Если афганец хитрил, приносил недостаточную, Дурдыев медленным, тягучим языком объяснял претензии Федюни, и селянин неохотно кивнув, забирал тощую связку и убегал к реке.

Таким образом, был решён вопрос с затенением на территории поста. Утром, по приказу Борисычу, дневальным приходилось делать по три рейса к реке. Первые четыре ведра шли на кухню для готовки и мытья посуды, вторые – для личной гигиены каждого бойца, а остальные… А вот остальной водой обливался камышовый навес, и теперь под ним было так уютно и прохладно, что и уходить не хотелось никуда: здесь и обедали, и оружие чистили, и курили, и спали, и… в общем, вся жизнь сосредоточилась здесь.

Местные жители крайне редко появлялись у поста шурави, зная, что вокруг блока есть минное поле. Где и как установлены мины, не знал никто, включая и вновь прибывающие смены, поскольку карта была давным-давно утрачена, сгинула в штабных джунглях, а проверять на себе никто не торопился. Достаточно было того, что подходы с двух сторон были и прикрывались на ночь минами-сигналками.

Постоянным гостем был только щенок. Непутёвый кобелёк приходил с разных сторон, ни разу не нарвавшись на мину. Борисыч даже забеспокоился, а есть ли тут мины вообще? Его сомнения развеял взрыв, когда одна из местных собак, запуганная, с вечно прижатым к брюху хвостом, голодная, неизвестно, чем и как питающаяся и что делающая в кишлаке, ринулась к блок-посту, привлечённая запахом солдатской кухни. Сначала, по старой солдатской традиции щенку присвоили кличку Дембель, но, решив, что у аборигенов дембеля не может быть по определению, переименовали Шариком. Федюня посмеялся и сказал, что щенок на шарик никак не похож, уж больно худ, посему кличка Шнурок ему больше подойдёт. Так и закрепилось имечко.

Шнурку от роду было месяца полтора. Невнятной масти, какой-то рябой, с пятнами серого, чёрного, белого цвета, щенок обладал жизнерадостным характером, не обижался за случайно отдавленные лапы и хвост, весело бросался в возню с солдатами, поскуливал просительно, когда шурави трапезничали, и благодарно тявкал, получив желаемое. Потом исчезал до следующего утра.

Так вот… Лейтенант Мухин оказался неплохим мужиком. «Вертушка» прилетела ближе к вечеру, когда ярость солнца поуменьшилась. Из тучи пыли, поднятой винтами, словно бог-громовержец выскочил офицер и направился к блоку. Навстречу ему помчался Федюня, дабы указать безопасный путь, миновать минное поле. Солдат приблизился, удивлённо скользнул взглядом на погоны офицера, мазнул взглядом по гладко выбритому, не обожжённому горным солнцем лицу и прокричал, перекрывая свист лопастей:

– Товарищ лейтенант, я вас проведу на пост.

Лейтенант недовольно скривился и пошёл за солдатом, сторонясь бегущих к МИ-8 бойцов. Пока солдаты перетаскивали на блок продукты, табачное довольствие, почту, Борисыч докладывал о состоянии дел новому командиру, не понимая, чем недоволен лейтенант.

«Вертушка» поднялась в воздух, надсадно тарахтя двигателями, и умчалась в посвежевшее небо, унося солдатские письма.

– Сержант, почему солдаты не приветствуют офицера так, как положено по уставу? – хмурясь, склочным голосом поинтересовался Мухин, закуривая цивильную родопину.