Поход Александра - Квинт Эппий Флавий Арриан

В македонских войсках наблюдается большая пестрота названий частей, свидетельствующая о том, что и набор производился по-разному. Назывались они по роду оружия, по этнической принадлежности и некоторым другим признакам. Так, инородцы иногда просто назывались по племенному своему составу. В войске Александра были, например, фракийские конники, пешие фракийцы. Особую роль играли агриане. Они постоянно находятся в составе легких нападающих подразделений, вооруженных дротиками. Их вождь Лангар был в дружбе с Александром, а до него с Филиппом. Они обычно располагались на флангах. В составе македонских войск находились и фессалийские всадники, всадники-сариссоносцы, т. е. вооруженные длинными и тяжелыми копьями сариссами. Существовали кавалерийские отряды под названием «бегуны», или «предшественники»[53], их задача не совсем ясна. Часто говорят о пэонах-бсгунах. В войске Александра некоторые племенные названия означали и особенный род войска, по-своему вооруженный, особо построенный, действующий своими приемами. Вероятно, такбылоспэонами, агрианами, фракийцами и другими племенами. Новшеством эллинистического времени было введение не только придворных, но и военных званий. Ближайшее окружение царя составляли «телохранители», т. е. доверенные люди, которым вменялось в обязанность охранять неприкосновенность царя. Во время похода и в боевой обстановке состав этого окружения подвергался изменениям и функции его значительно менялись. При персидских царях и князьях придворные обычаи имели много общего с обычаями македонского двора. Поэтому ряд званий, которые считаются македонскими, на самом деле азиатского происхождения. Возможно, что не только македонцы знали «друзей» в окружении царя, но и другие, неевропейские племена. Что Александр заимствовал ряд званий у персон, об этом рассказывает Арриан.

По персидскому образцу было введено звание «родственников» царя[54]. Так, один из заслуженных командиров конницы «друзей» напомнил Александру о причине недовольства македонцев: «Македонцев огорчает то, что ты уже породнился с некоторыми персами: персы зовутся „родственниками“ Александра и целуют тебя; из македонцев же никто не вкусил этой чести». Что это был персидский обычай, подтверждают и другие писатели[55]. В эллинистических армиях со времен Александра появляется титул — «равный по достоинству»[56]. Полностью этот титул гласит: «равные родственникам царя по достоинству». Это исконно персидское звание расширяет круг родственников царя: им по знатности приравнивают людей, не находившихся с царем в родстве. Своеобразные отряды составляли «потомки»: «Пришли к нему сатрапы из новых городов и завоеванных земель; с ними прибыло около 30000 юношей, вошедших в тот возраст, о котором Александр говорил, что это „потомки“». Это были молодые люди, которых Александр велел воспитывать в македонском духе для пополнения армии[57].

Отношение Арриана к Александру

Арриан в Александре видит исключительно выдающегося политического и военного деятеля. Его как специалиста привлекают описания приготовлений Александра к осадам, проведение осад, боевые порядки войск и использование различного вида вооруженных сил в сражении. Он пишет не только биографию своего героя, сколько записывает все дела Александра-полководца. «Нет другого человека, который — один — совершил бы столько и таких дел; никого нельзя ни v эллинов, ни у варваров сравнить с ним по размерам и величию содеянного»[58]. Несмотря на столь положительный отзыв, Арриан далек от того, чтобы не замечать отрицательных сторон македонского полководца и не порицать его. Критическое свое отношение к Александру он резюмирует в последних частях своего труда. Арриан отмечает, что Александр чрезмерно любил похвалу. Это мы видим на протяжении всего рассказа. Возражение, несогласие с ним доводили его до отвратительных проявлений вспыльчивости.

Арриан несомненно сочувствует смелости Каллисфена, который критикует пристрастие Александра к сверхчеловеческим почестям, его отступление от македонских и общегреческих обычаев. Даже если в соответствующих частях рассказа Арриан недостаточно резко выступает против такого поведения своего героя, уже одно то, что он весьма подробно рассказывает о возмущении Каллисфена и других македонцев и греков, свидетельствует, что в глубине своей души он сочувствует недовольным. А в конце произведения Арриан стремится объяснить проступки Александра. Нужно сказать, что эти объяснения очень похожи на оправдание. Он объясняет большинство проступков молодостью Александра, увлечением удачей, угодничеством окружения. Возведение своего рода к богам нужно было Александру для того, чтобы царская власть в глазах подданных была религиозно санкционирована. Чтобы как-то оправдать ее существование, Александру надо было обосновать ее божественным происхождением, показать, что она является просто продолжением царской власти «гомеровской» эпохи. Арриан должен был бы бичевать такое заблуждение Александра, настаивать на надуманности происхождения от божественных предков. Но вместо этого, замалчивая эту оскорбительную для греков фикцию, он выводил право Александра на царскую власть из величия его деятельности. Он призывает читателей к тому, чтобы они меньше подчеркивали предосудительную сторону его деятельности, а больше признавали историческую обоснованность его достоинств. Александр, так рассуждает Арриан, значительно уменьшает свои проступки тем, что он в них признается[59]. Угодничество окружения, выражающееся в восхищении его поступками, замечается и в толкованиях сновидений и предсказаний; они, мол, даже в интересах македонцев. Если же греки (страница с рисунком. — Смолянин) и македонцы чувствовали себя оскорбленными тем, что Александр вводил персидские обычаи, то это недоразумение: Арриан в этом видел преимущественно желание Александра стать персидскому народу более понятным, более близким. Кроме того, он этим способом хотел обуздать заносчивость македонцев-победителей. По-видимому, Арриан своим преклонением перед Александром воздал дань обстановке императорского Рима, правящая верхушка которого безоговорочно одобряла поступки Александра. Арриан как будто опасается этого и в последних словах своего труда объясняет, что он бранит дела македонца только из стремления к правде и желая принести пользу читателям.

Любопытно отношение Арриана к источникам. Он предпочитает такие свидетельства, которые логично, последовательно, без прикрас излагают деятельность Александра. Если в его распоряжении оказывается несколько противоречивых источников, он, приводя ради занимательности часто даже такие утверждения, которым верить нельзя, высказывает свое неодобрение[60].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});