Проект Бессмертие - Юрий Тарабанчук

-- Пустяки, Петр Андреевич, -- Артюгин встряхнул головой, чувствуя, как по его лицу, заливая прозрачное герметичное стекло маски, сбегают теплые капельки пота. Он глубоко вздохнул и решительно направился к пассажиру - ВСЕ ЭТО было частью его работы.

...Первые жертвы чумы, прошедшего мутацию и адаптированного в генетически измененных клетках подопытных людей, скончались мучительно и быстро. Тела их были покрыты распухшими лимфоузлами, называемыми специалистами "бубонами". И хотя смерть уже успела накрыть этих обычных молодых парней своим тяжелым черным покрывалом, гной долго еще продолжал сочиться из открытых ран, распространяя вокруг запах зловония. После специальной обработки тела их были помещены в камеры-термостаты, заполненные жидким азотом...

Глава 5

Вторник, 12 июля 2016 года.

Биозаповедник "Зеленая Лужайка", медпункт.

-- Эй, Митрич, тебе тоже штампик не тиснули? -- жизнерадостная толстушка игриво ткнула локтем дедка в бок.

Тот с хитрецой покосился на нее и важно ответил:

-- Начальству, Лизавета, виднее, когда тиснуть. Хотя, конечно, порядок есть порядок. Вот я, к примеру, из-за этого штампика на рыбалку не пошел. Мы же люди подневольные, привыкли уже - сдали кровь, штампик получили, деньги нам в банке выдали, и опять свободны до следующего раза.

Толстушка сунула руку в большой целлофановый кулек, щедро зачерпнула в нем горсть хрустящих прожаренных семечек и протянула дедку:

-- На, Митрич, поплюйся, веселее ждать будет.

-- А я думаю, что это из-за погоды, -- в первый раз за полдня сказал сухопарый пожилой мужчина. Он сидел отдельно от всех на раскладном деревянном стульчике прямо под деревом, у входа в медпункт, и время от времени методично бросал в рот мятные леденцы. -- Жара. Вот этому молокососу и стало плохо. Слабая она, эта молодежь, никудышная совсем.

-- Главное, чтобы деньги исправно платили, -- дребезжащим голосом произнесла ветхая старушка в ситцевой косынке. -- Я-то все, что здесь получаю, внуку своему отсылаю в село. Инвалид он у меня, горемычный, -- по ее морщинистой щеке вдруг скатилась старческая слезинка.

-- То-то я смотрю - вы, Дуняша Порфирьевна, все на хлебчике, да на хлебчике сидите, денежки экономите, -- язвительно заметил мужчина с леденцами. -- Внук внуком, а кубышечка с золотишком, небось, на черный день припрятана? А? -- глаза его алчно блеснули.

Митрич вскочил, подошел к нему и, чуть шевеля губами, сказал:

-- Ты вот что, счетовод, топай-ка отсюда, да поживее. Гнилое у тебя нутро и сам ты весь прогнил, -- дедок пренебрежительно сплюнул ему под ноги.

Сухопарый вскочил и визгливо залаял:

-- Сам ты - гниль. И ты, и все остальные. Ну и компания подобралась - одни отбросы! Приличному человеку не с кем и поговорить. Ничего, еще два года потерплю, а потом, как контракт закончится, заживу на полную катушку на заработанные тут денежки. Дом у самого моря куплю, любовницу заведу молодую, на все согласную, а ты, Лизка, в девках так и состаришься, помяни мое слово! -- Мужчина яростно ткнул длинным грязным пальцем в сторону толстушки, поднял с земли свой стульчик и величественно удалился.

Толстушка, перестав лузгать семечки, надрывно заплакала.

-- Я таких уродов, как этот фраер, на лесоповале через колено ломал, -- спокойно, констатируя факт из своей далекой прошлой жизни, произнес дворник и в легком недоумении продолжил: -- И страна уже у нас другая, и порядки иные, а люди, люди такими же и остались. Шакалы, а не люди!

-- Ну-ну, Елизавета, перестань, -- Митрич подошел к ней и по-отечески погладил ее по русой голове. -- Не захотела ты с ним шашни крутить, вот он и сходит с ума, унизить все время пытается. Гниль он, этот счетовод. Как контракт окончится, квартирку подберешь себе в Киеве, хорошую, трехкомнатную, жениха правильного найдешь, лучше из деревенских, чтоб работящий был и пил в меру, деток нарожаешь на радость себе и ему, и заживешь, одним словом, красиво! -- Митрич обвел глазами старушек и подморгнул: -- Правильно я говорю, бабоньки?

Те дружно ответили:

-- Правильно, Митрич. Не пара ей этот гусь общипанный!

-- А вообще-то я зиму люблю, -- подумав, неожиданно изрек Митрич, -- деревенскую в особенности. Помню, как снег первый на землю ложится, все вокруг враз меняется. Природа чистотой дышит. Воздух на вкус другой становится, хрупкий как бы. Ночью звезды исключительно ярко светят, подмигивают изредка. Я в детстве с родителями в деревушке под названием Малая Боярка жил. В школу через лес, в соседнее село мы с пацанами ходили. Большое по тем меркам село то было - дворов триста. Сельсовет, элеватор, две тракторных бригады, клуб хороший, даже зимой тепло в нем было, "Фантомаса" первый раз в том клубе посмотрел... -- рассказчик задумчиво погладил бородку. -- Одну зиму я особенно запомнил... Было мне тогда лет четырнадцать. Снегу в том году навалило под метр, морозы стояли небывалые - до тридцати градусов. Школу на неделю закрыли, думали, морозы спадут. Но ничего такого не произошло, школу опять открыли и стали мы готовиться к новогодним утренникам. Стихи соответственно новогодние нам раздали, и тут наш директор решил спектакль поставить, он сам же и сценарий написал, под названием "Дедушка Чапаев и Новый Год". Строго по книге Фурманова, но с художественными дополнениями. Ему в районо посоветовали - мол, идейное воспитание подрастающего поколения внедрять надо, базу правильную под деда Мороза подвести, значит, а тут как раз юбилей героя гражданской войны. Директор, не долго думая, и согласился. Пообещали ему за это книг из района в школьную библиотеку выделить, минуя разнарядку.

-- Вот, блин, совдепия была, -- вставил дворник. -- Везде идеологию свою сунули!

-- Чапаевым был я, -- не без гордости продолжил Митрич. -- Сначала хотели Мишку Грубонда, но ему его отец, как узнал, строго запретил. Сказал нашей классной руководительнице, Зинаиде Валерьевне, следующее: "Я, конечно же, говорит, Василия Ивановича, как мужика серьезного, где-то уважаю, но слишком уж похабные анекдоты по селу про него ходят. Про него, да про окружение его, из Анки и Петьки состоящее. Сплошная порнография! Не хочу, говорит, жизнь сыну своему калечить, губить зазря. Да и вообще, говорит, дурная примета - утопленников играть, пусть и отмеченных властью этой моржовой. Будут потом прозывать, все, кому не лень, Чапаевым, ведь дураков везде хватает, а в наших краях особенно. Один раз мокнется, всю жизнь не отмоется. Я вот когда-то в самодеятельности Ленина по пьянке согласился играть, и что путного из этого вышло? До сих пор в деревне Лениным кличут, Владимиром Ильичом в фуфайке и без лысины... Разве, говорит, нет других, менее достойных кандидатур?.." В общем, нарядили меня в штаны с лампасами, гимнастерку у конюха Пиндыкина на время одолжили, он в ней на танцы обычно ходил, хорошая вещь, линялая, правда, почти полностью, особенно под мышками. Сапог хромовых не нашли, валенками решили обойтись, зима, как ни как, во дворе. Думали усы черные из конского волоса прилепить на пластилине под нос, а на голову буденовку из мешковины выкроить, но наша пионервожатая предложила: "Зачем, говорит, портить общее новогоднее настроение солдафонскими, пардон, всегда готова, атрибутами? Давайте, говорит, сделаем два в одном: новый год совместим с трагическим подвигом великого человека! И детям понятнее будет, и мы сразу по двум вопросам перед районо отчитаемся: по утренникам и по внеплановой идейной работе!" После долгих колебаний фигуру Анки-пулеметчицы решили сохранить, контурно обозначив ее Снегурочкой двадцатых грозовых. Ее роль мужественно взяла на себя пионервожатая. Товарища Петьку из текста вообще убрали, как лицо, чрезмерно склонное к распитию и нецензурщине, а Фурманова играл сам директор. Под заказ в райцентре ему сшили китель и тельняшку. Маузер в деревянной кобуре выделил отдел культуры. Сапог хромовых, опять же, не нашли, решили обойтись валенками... -- Митрич оживленно хихикнул. -- Да только не состоялся утренник-спектакль наш - настучал кто-то из школьного педколлектива в райком компартии, что когда товарищ Чапаев начнет свои речи пролетарские толкать, будет у него борода из ваты, красный нос, дедморозовский колпак, а за плечами вещмешок с подарками для детворы. Директору ничего, естественно, из райкома не сообщают, на горячем поймать задумали, дело раздуть. Лично второй секретарь по фамилии Шмонькин Авангард Иннокентьевич выехал к нам в день представления на служебной машине, трофейном "Опеле", дабы уличить в злодеянии и надругательстве. До райцентра дороги всего ничего - километров двадцать пять. Когда погода нормальная - одно удовольствие добираться. А когда снег второй день подряд метет? Короче говоря, застряли они с водителем между двумя Боярками - Малой и Большой, аккурат в гуще леса. Погода на должность не смотрит, никому исключений не делает. Снег метет и метет, останавливаться не собирается. Что тут делать будешь? Факт внезапности пропадает! Плюс государственное имущество в сугроб превратилось большой, пушистый. Кто материально ответственное лицо? Кого премии лишать и льгот попутно?.. Пока Шмонькин думал, как быть, сумерки легли, мороз крепчает. Тут уже не до внезапности, в тепло надо, согреться значит. И тут, откуда не возьмись, голова медвежья из кустов подымается и как зарычит яростно! Эхо по лесу гулять пошло, покатилось. "Вот геморрой заработали - шатун проснулся!" -- кричит водитель Шмонькину и бежит в сторону Большой Боярки, туда, где школа. Шмонькин портфель свой под мышку, и за ним, оглянуться боится, но чувствует, медведь не отстает, порыкивает где-то у затылка. Вбегают они в деревню, и в школу прямиком. Вдруг слышат, выстрелы где-то сзади раздаются упорядоченно. Медведь рычать перестал, испарился куда-то. "Мы спасены, товарищи! Партия вам не простит!" -- восторженно орет Авангард Иннокентиевич, вваливаясь в помещение школы, где приготовления последние заканчиваются перед утренником-спектаклем. Директора еще нет, он по причине волнения творческого взял с собой завуча и на остограмм домой подался. Шмонькин бегает по коридору и на радостях надрывается: "Кто шкуру с медведя снимет, тому лично вазу хрустальную подарю, именную!" В этот момент в дверях директор зарисовывается, красный весь. А сзади конюх Пиндыкин шкандыбает, на моське фингал в пол-лица. Одним словом, Чапая отменили, провели по быстрому утренник, гостей директор к себе домой на ночлег забрал... Оказалось, что партийцев Пиндыкин пугнул, они, правда, об этом так и не узнали. Голова медвежья у него была, вроде чучела, он ее с собой на спектакль и захватил ради хохмы, а тут чужаки какие-то в лесу, интеллигентного как будто бы виду. Вот и решил пошутить... А я до конца школы в "василиях ивановичах" так и проходил, прав оказался Ильич в фуфайке и без лысины, то есть Грубонд-старший...