Мисс Исландия - Олафсдоттир Аудур Ава

— Потребуются годы, чтобы накопить на поездку за границу.

Он встает, подходит к окну и смотрит в темноту.

— Устроиться на трал вахту для меня последняя надежда. Наверное, я мог бы выбрать другую планету моря, «Плутон», «Нептун» или «Уран»?

Подхожу к другу и кладу руку ему на плечо.

— Не имеет значения, на какой планете и с какими пропойцами я пойду на дно и разделю мокрую могилу.

— Очень опасно вылавливать тонны рыбы? — спрашиваю я.

Он делает круг по комнате.

— Разве что уйду в трехмесячное плавание в Гренландию. Но с трезвым капитаном смогу вернуться живым от льдин и белых медведей.

Вечером Йон Джон решает отправиться на запад во фьорды, но наутро снова нанимается на «Сатурн», теша себя слабой надеждой, что ему удастся заменить кока и его оставят в покое. И что он выживет.

— Мы отчаливаем сегодня вечером, когда я приду с работы.

У дверей комнаты собранный вещмешок.

— Поплывем с уловом в Халл.

Друг переминается с ноги на ногу посреди комнаты. Его явно что-то беспокоит.

— Хочу попросить тебя об одной услуге, Гекла.

Прежде чем продолжить, он сначала смотрит на потертый деревянный пол, затем мимо меня, словно находится не в малопригодной для человека комнатке на мансарде, а в открытом море и всматривается в горизонт.

— Хочу попросить тебя проводить меня на борт.

Он смущается.

— Я сказал им, что одежда для моей девушки, но они мне не поверили и хотят ее увидеть.

Я никогда не тонул

На улице идет снег и усилился ветер, я застегиваю замшевое пальто и надеваю рукавицы. Мой моряк, однако, идет в одном свитере и с непокрытой головой. Стемнело, магазины в порту закрыты, между скользкими деревянными причалами проглядывает море в маслянистых подтеках. У самого конца пирса стоит ржавый траулер.

Члены команды поднимаются на борт, нетвердым шагом, засунув руки в карманы, с сигаретой во рту, некоторые приходят прямо из пабов, в помятых костюмах и парадной обуви. Мой взгляд останавливается на поднимающейся по трапу парочке, оба в галстуках и лакированных ботинках, один из них держит другого под руку, практически тащит его за собой, тот же несет бутылку и время от времени к ней прикладывается. Заметив Йона Джона, пытается помахать нам бутылкой, но оступается и скользит по трапу.

— Вот чертов гермафродит ведет под ручку даму, — слышу я его язвительное замечание.

С трудом восстановив равновесие, словно теленок на разъезжающихся ногах, который пытается встать первый раз в жизни, он проводит расческой по блестящим от бриолина волосам, после нескольких попыток выуживает из кармана пиджака пачку сигарет, достает одну и зажигает.

— Ты же не собираешься приглашать даму в каюту? — кричит его спутник.

— Это Конни Вздор и Стейн Коротышка. Прямо из клуба.

Друг слабо улыбается.

— У них прозвища, как у поэтов.

Хватаюсь за друга рукой, он крепко держится за нее, как утопающий за спасательный круг, смотрит на меня с благодарностью.

— Я куплю тебе книги в Халле, — обещает он.

Поднимаюсь с ним по трапу, обнимаю, под ногами плеск волн.

— Ты не можешь утонуть.

— Это не самое страшное. В холоде погибнуть недолго.

Прижимаю его к себе.

— Но я этого не сделаю. Из-за мамы.

Над нами кружит белая чайка, на мгновение она останавливается в воздухе прямо над нашими головами и опускает ноги, словно готовясь к посадке. Затем два взмаха крыльями — и птица исчезает в белой гряде снежных туч над «Сатурном».

Медея

Я протягиваю подруге белую коробочку с четырьмя канапе. Донести ее в такой ветер было нелегко. Замечаю, что она переставила детскую кроватку с бортиком в гостиную.

— Так я могу следить за Торгерд днем. А ночью она спит со мной.

Подруга кладет дочь в кроватку, поднимает бортик и улыбается до ушей. Вижу, что, пока я шла, канапе явно перемещались по коробочке и майонез смешался с креветками. Она отправляет их в холодильник, затем садится напротив меня. Дверь в гостиную открыта, и она следит за ребенком.

— Помнишь, я говорила, что начала писать дневник? Который не совсем дневник.

— Помню.

— Вчера я ходила с коляской в центр и купила второй дневник. С боем. Мужик в канцтоварах меня вспомнил. Стал советовать купить тетрадки в линейку или клетку, раз дневник быстро заканчивается, так будет дешевле. А то, что я покупаю, роскошь.

Некоторое время она молчит и наливает кофе. Наконец продолжает:

— Я начала записывать разговоры.

— В смысле? То, что люди говорят?

— То, что люди говорят, и то, что они не говорят. Не могу объяснить Лидуру, что, как только он что-то скажет, мне сразу хочется это записать. И еще записываю то, чего он не говорил. Он также бы не понял, что иногда мне хочется бросить то, чем я занимаюсь, и написать о своем занятии, и тогда оно станет реальностью.

Подруга закрывает лицо ладонями.

— Недавно ходили в гости к свекрам. Золовки там тоже были. Они могут смотреть американское телевидение, но с большими помехами. Одна реплика, брошенная Дрефн о муже, заставила меня, извинившись, уйти в другую комнату и записать несколько предложений.

Она трясет головой.

— Подумать только, Гекла, я начала повсюду ходить с блокнотом и ручкой.

Она наливает мне кофе и поправляет свой ободок.

— Когда мы вернулись домой и Лидур заснул, я продолжила писать. Как-то незаметно получилось восемнадцать страниц о женщине, которая узнала об измене мужа и отомстила ему, убив их общего ребенка. Лидур бы не понял.

Она вынимает дочку из кроватки с решеткой и сажает себе на бедро.

— А расскажи мне, Гекла, что происходит в мире, кто ходит в «Борг», какая жизнь за пределами нашей улицы.

Рассказать ей о мужчинах, которые никак не оставят меня в покое, пялятся, так и норовят потрогать без разрешения? Которые пристают со своими предложениями. Властные мужчины. Я вежливо отказываюсь. Им это не нравится. Они привыкли добиваться своего и выгонять непослушных девушек. Вместо этого я сообщаю подруге, которая пишет диалоги по ночам, что завела читательский билет в городской библиотеке и могу приносить ей книги.

Подруга предлагает перейти в гостиную. Она передает мне ребенка, приносит чашки с кофе и ставит их на журнальный столик.

Замечаю новую картину Кьярваля, теперь их стало три. Чтобы их разместить, потребовалось переставить сервант и повесить две картины друг над другом, так что верхний край рамы одной из них находится под самым потолком. Подруга утверждает, что картины перенесли в их маленькую гостиную пейзаж трех регионов страны.

Она с серьезным видом падает на диван. Выясняется, что ее беспокоит увиденный сон.

— Мне приснилось, что мы переехали в новый дом, и внутри все из палисандра, на второй этаж ведет длинная лестница, много ступенек, и я держу Торгерд на руках. В доме целых четыре детские. Боюсь, это означает, что у меня будет четыре ребенка.

Óдин(или Как я обрела бога мудрости и поэзии)

Когда начинает темнеть, в самом конце улицы Одина слышу жалобное мяуканье, которое раздается с дерева, растущего у зеленого дома, обитого гофрированным железом. Это единственное дерево на улице. Смотрю наверх и вижу худого зверька, он повис на ветке и тихо мяукает. Упершись ногой в расщелину ствола, влезаю на дерево, достаю перепуганное животное и спускаю его на тротуар. Котенок еще маленький, черный с белым пятнышком у глаза, без опознавательной бирки. Несколько раз глажу его и спешу домой, собираюсь закончить главу. Котенок провожает меня до самого дома. Открываю входную дверь, он проносится мимо, стремглав взбирается по крутой деревянной лестнице, ждет меня наверху и мяукает. Впускаю его.

Наливаю в миску молоко.

У меня есть кот.

Глажу его несколько раз.

Я есть у кота.

На следующее утро на фонарном столбе напротив окна сидит ворон и каркает. Мальчишки бросают в него камень, и когда он взлетает, я отчетливо вижу, что одно крыло у него подбито.