Безумный свидетель - Евгений Евгеньевич Сухов

артели, что на втором этаже, или находился, о чем-то размышляя, на ступенях, ведущих на второй этаж?

– Кажется, видел, – ответил старик Герцингер после того, как его жена продублировала вопрос майора Темирзяева уже известным способом.

– Кажется или видели? – переспросил старика Марат Абдуллович. – Вспомните, это очень важно.

– А как надо сказать? – вопросительно посмотрел на «человека из органов» Петр Наумович.

– Как было в действительности, так и говорите, – серьезно ответил Темирзяев. – Мне правда нужна.

– Видел, – все же не очень твердо подтвердил старик Герцингер.

– Что вы видели? – задал уточняющий вопрос Марат Абдуллович.

– Видел, как он стоит на ступеньках и думает о чем-то, облокачиваясь на перила…

– И сколько это продолжалось? – поинтересовался Темирзяев, кажется слегка расстроенный ответом старика.

– Пока я шел, он все там стоял. И никуда не торопился, – такой прозвучал ответ.

Словом, вроде бы эти выпавшие двадцать или около того минут отыскались. Волосюк действительно какое-то время стоял на ступеньках, ведущих со второго этажа на первый, и о чем-то размышлял. Как он сам и сказал во время второго допроса. А с другой стороны… уж очень слабопамятный этот крепко глухой старик Герцингер, чтобы к его словам относиться с полным доверием. И еще этот невыносимый запах жарящейся селедки. Он никак не может выветриться…

Предубеждение против руководителя ювелирно-художественной артели «Путь Октября» Николая Волосюка, сложившееся у майора Темирзяева после показаний Марфы Лукояновой, видевшей, по ее словам, как Волосюк вернулся в контору артели, что сам Николай Григорьевич категорически отрицал, неожиданно получило свое подтверждение. Недоверие Марата Абдулловича к Волосюку и его показаниям не поколебало даже утверждение старика Герцингера о том, что в вечер убийства Матрены Поздняковой он видел Волосюка, стоящего на ступенях лестницы, ведущей на второй этаж. То есть вроде бы Николай Григорьевич в контору не возвращался: постоял на ступенях, подумал о чем-то и потопал домой. И не потому, что старик Герцингер был слишком стар, чтобы безусловно доверять его показаниям. Просто часто так бывает, когда о человеке создается определенное впечатление и от этого впечатления уже никак не отделаться. Оно довлеет и навязывает какие-то свои условия. Даже если об этом человеке узнаются какие-то дополнительные факты, способные как-то поколебать сложившееся о нем представление.

А новые подтверждения против Николая Григорьевича Волосюка (что не просто усилили недоверие к нему Темирзяева, но и породили подозрение в его причастности к убийству Матрены Поздняковой) нашлись при допросах еще не опрошенных Маратом Абдулловичем свидетелей. Это были те самые пятеро граждан – двое мужчин, что вошли первыми в помещение конторы артели и обнаружили труп Моти, и две женщины и старик, которые поднялись на второй этаж бывшего дома купцов Тихомирновых следом за двумя мужчинами. Одну из женщин – Гульнуру Имамову – майор Темирзяев уже допросил. И в ее показаниях прозвучала фраза о том, что Волосюк к Новому году подарил Моте позолоченные сережки «Калачи». Поначалу этому факту Марат Абдуллович значения никакого не придал. Ну сделал хозяин своей работнице на Новый год подарок – и что с того? Он, может, своему бухгалтеру и торговому агенту тоже что-нибудь подарил. К примеру, премию хорошую выписал. Или всучил по серебряному портсигару, что тоже весьма неплохо. Но в свете того, что услышал майор Темирзяев от второй женщины, что была вместе с Имамовой в то воскресное утро пятнадцатого февраля, подарок Моте, сделанный председателем ювелирно-художественной артели Волосюком на Новый год, приобрел сомнительное значение.

А услышал Марат Абдуллович от той второй женщины по имени Клавдия Амвросиевна Бочкарева следующее…

– Как-то в начале февраля уже вечером к нам пришла Мотя Позднякова, – охотно поведала Клавдия Амвросиевна. – Она частенько у нас бывала, поскольку с моей дочерью Ниной они учились в одном классе и дружили, – добавила Бочкарева. – Я спросила ее, что она так поздно в гости-то пришла, когда уже скоро спать нужно ложиться. А она ответила, что-де Волосюк к ней вяжется и не дает проходу, хватает ее за бока и другие разные места, а на ее просьбы не привязываться к ней только скалится и гогочет. А дед Моти ушел и обещался только к десяти домой прийти. Так что, покуда дед ее домой не вернется, можно, мол, ей у нас побыть? Ну, я, конечно, разрешила…

Работник артели Семен Голубцов показал, что, придя однажды в контору к бухгалтеру Рауде, видел, как Мотя, исполнив какое-то поручение Волосюка, пришла к нему и стала что-то говорить. Вроде как докладывать ему о чем-то. А он, слушая, обнимал ее, гладил по голове, плечам и спине. Не так, как просто детей гладят.

– Я его еще спросил: пошто он так чужую девочку ласкает? – добавил к своему рассказу Семен Голубцов. – И Николай Григорьевич мне ответил: дескать, позже пригодится. Я тогда не понял, как это может ему пригодиться. А теперь понимаю: любовницу он из Матрены хотел сделать. Когда малость подрастет, конечно… Надеялся, что она к ласкам его привыкнет и, когда ей побольше годков станет, он со всеми этими своими ласками и обхаживанием дальше пойдет. И отпору от нее ему уже не будет…

– Подарки ей всякие делал, – в унисон Бочкаревой и Голубцову вторил старик Карташев, что исполнял время от времени мелкие поручения Волосюка, имея за это от него небольшую прибавку к пенсии. Именно Карташев был в той пятерке людей, которые первыми обнаружили труп Моти в жилой комнате помещения конторы артели. И ему не раз приходилось бывать в артели, в том числе и на втором этаже. – То кулечек конфет ей принесет, то мелкою монетой одарит. А где-то за неделю до смерти девочки браслет ей обещался подарить. Своими ушами слышал…

Словом, картинка относительно Волосюка вырисовывалась самая неприглядная. Председатель промыслового кооператива «Путь Октября» Николай Григорьевич Волосюк оказывал расположение Матрене Поздняковой, чужой по отношению к нему девочке. Хотя никакого повода к такому с ней обращению она не подавала. Матрена Позднякова – и это признается всеми свидетелями, которые более или менее ее знали, – несмотря на ладность ее фигуры (без обычной подростковой угловатости), была еще совсем девочкой. Интереса к мужчинам никакого не проявляла, была рассудительной и скромной, несмотря на заметную бойкость характера.

Еще одним значимым свидетелем, усилившим подозрения в отношении Николая Григорьевича Волосюка, являлся бывший его сослуживец Зиновий Матусевич. Он показал, что Волосюк и в молодости был шибко охоч до женского полу и не однажды пользовался служебным положением, чтобы добиться от женщин известного расположения. Когда же вошел в возраст, стал больше предпочитать молоденьких женщин, даже юных особ, и ни одной юбки не пропускал мимо себя.

Еще выяснилось, что у Волосюка, который был женат, всегда были любовницы, причем не одна и не две. Вначале они были примерно одного с ним возраста. Потом, по мере вхождения Николая Григорьевича в лета, любовницы становились моложе и моложе. Последнее время он был замечен в любовной связи с девятнадцатилетней продавщицей бакалейного магазина Ириной Моргуновой, проживавшей в доме ее покойных родителей в той же Ямской слободе.

Супруга Волосюка Алевтина Васильевна не могла не знать о его любовных связях. Ведь городская слобода – та же деревня, где стоит на одном конце чихнуть, как на другом тут же пожелают тебе здоровья, и это в лучшем случае. В худшем же – возжелают, чтобы земля покойному была бы пухом. И если работник артели Семен Голубцов явно имел зуб на Волосюка, и это Марату Абдулловичу было хорошо известно, то ни Клавдия Бочкарева, ни старик Карташев, которому время от времени подбрасывал деньжат Николай Григорьевич, ни его бывший сослуживец Зиновий Матусевич ничего против Волосюка не имели.

Выходит, Матрену убил Волосюк? Такая вот основная и она же единственная версия. Ну а что: если предположить, что Волосюк, до того обхаживающий Матрену и «привязавшийся» к ней, воспользовавшись отсутствием ее деда, решил попросту овладеть ею. В субботу в половине девятого он вышел из конторы вместе с бухгалтером Рауде и якобы пошел домой. Когда бухгалтер скрылся из виду, Волосюк вернулся. Поднялся на второй этаж и постучал. Когда Мотя спросила из-за двери: «Кто там», он ответил:

– Открывай, это я.

Матрена дверь открыла…

Это все видела Марфа Лукоянова, возвращавшаяся с работы домой, и не имелось никаких оснований, чтобы не доверять ее показаниям.

Николай Волосюк входит в бывшую квартиру Поздняковых и начинает приставать к Моте. Та сопротивляется, и озлобленный Волосюк наносит Моте удар кулаком по лицу – отсюда у нее ссадина под левым глазом и гематома на левом виске и веке, – после чего девочка на какое-то время теряет сознание. Он подхватывает