Прощание с колхозом - Борис Екимов

Учителю нужно дать квартиру, благоустроенную, возле школы, с теплом и светом. И обеспечить его достойным хлебом-солью, дабы у него времени осталось для единственного своего труда.

И ведь это не розовые мечты. Учитель в городе – гражданин, со всеми равный. За что же сельскому такая печаль?

И только ли учителю?

А как чувствуют себя врачи, фельдшера? От хорошей ли деревенской жизни бегут они? У них тоже семь нянек, да доброго призору нет. Те же заботы: жилье, питание, помещение для работы.

Ведь сельская медицина тоже всецело зависит от «доброго» или «недоброго» председателя колхоза. Квартиры из его рук, строительство и ремонт, мебель, питание – чего ни коснись. А каково ему, врачу, ходить да выпрашивать себе кусок мяса да литр молока, себе и детям. Или обзаводиться скотиной. Тут уж вовсе во мне все восстает. Я вспоминаю записки известного хирурга, как он настраивал себя на операцию, на трудный день, как руки тренировал. И вижу хирурга сельского, который чистит у скотины, корм задает свинье, спешит, а рядом жена его – тоже врач – доит и прочее. Не дело это. И потому бегут врачи из села – ничем не удержать.

И Елена Федотьевна, хозяйка наша, порою криком кричит, а зубы не может полечить; глаза плохо видят, очки надо, наверное. А кто поможет? До райцентра обыденкой не обернешься. Собрался на час, рассчитывай на неделю.

Известны ли сии заботы жителям городским? (Вовсе не в укор им говорю). Глядишь, как зимою и в осенние хляби ожидают попутку, а потом трясутся в кузовах да на тракторе болящие селяне, добираясь в район, сердце кровит. А им каково?

И чего ни коснись, все достается нашей Елене Федотьевне нелегко. Взять топку. Давно уже топят в селе печи углем, и все печи деланы под уголь. Но если в райцентре (во всяком случае, нашем) заплатил 25 рублей и привезли тебе угля, то Елена Федотьевна с весны выглядывает: не едут ли «левые» торговцы. Уголь у них обычно плохой и дорогой. Но куда деваться? Сто двадцать рубликов отдай. Потому что колхоз тебе угля не привезет. Во всяком случае, не было еще такого.

Руки у Елены Федотьевны, как говорит она, «одне и некудовые». Устала она огромный дом свой мазать и белить. Пошелевать бы его. Да где взять шиферу, лесу или железа? Мучается она долгое лето с керосинками. А ведь газовые плиты с баллонами в райцентре на складах лежат. Но кто бы привез?

Во всем нужда у Елены Федотьевны. Одеться, обуться. И ведь не финские сапоги или дубленку она просит. Ей бы серый ватник, в каком она всю жизнь отходила. Нету их. Говорят, в райцентре шьют, в быткомбинате. Но доберись до него.

Домашние тапочки, халат, бельишко, платок на голову, очень удобные, глубокие калоши, валенки – где взять? Когда и работал магазин, их там сроду не бывало. А уж теперь…

А по хозяйству… Гвозди и краску, топорище, бруски для косы, напильники пилу точить, выключатели, патроны, чайник – это я вспоминаю, чего Елене Федотьевне, как говорит она, «кричи нужно».

А ведь тем, кто помоложе, нужно и приодеться. Спасибо цыганам да армянам. Они – не коопторг. По бездорожью, зимой и летом везут они на хутор хорошие свитера и кофты, платья и рубашки, красивые скатерти и покрывала, яркие ситцы, сапожки, туфли – все модное, прямо из московских магазинов. Но цены берут известные. Спасибо им и за то, потому что Елене Федотьевне и землякам ее ничто даром не дается. Любой пустяк – для них проблема.

Сломанный приемник с проигрывателем молчит пятнадцать лет и теперь до веку. Телевизор «Рекорд» еще дышит. А вот дочка ее, Наталья, цветной телевизор так и не успела поглядеть. Семь лет он уже молчит. Свозили в райцентр за сорок пять верст, вроде там показывал, а дома – ни в какую. Так и плюнули. В такую даль да по ухабам – он вовсе разорится. Ведь тонкий организм, не для сельских дорог.

Дороги сельские… Вот одна из главных причин, одна из главных бед сельского хозяйства.

Опять пример собственный. Почти четыреста верст от города до райцентра по новой московской трассе пролетает «Икарус» за четыре часа. Почитаешь газетку, полюбуешься на пейзажи – приехали. До хутора осталось тридцать верст. И вот тут беда горькая. Теоретически на хутор можно доехать дважды в день на автобусе. Но я лишь, по-моему, единожды за добрый десяток лет так легко к хутору добрался. Сел на автостанции и через полчаса возле кузни вылез: «Здравствуйте». Великое счастье, если по грейдеру автобус ходит – это спасение. Семь километров – не расстояние. Но практически автобус ходит лишь летом, да и то в добрую погоду, не в дождь. Остальное время висит на автовокзале беленький листок: «Ввиду бездорожья отменяются рейсы…» И, почитай, весь район от белого света отрезан.

А будь добрая дорога! Какая беда с плеч! Тысячи статей написаны, экономистами досконально подсчитано, сколь разорительны сельские дороги и как быстро окупятся новые. Да и нам ли считать ее цену. Дороги – кровеносные артерии недужного ныне сельского организма. Без них селу чахнуть, и никакие припарки тут не помогут.

Российские проселки – обидный, нелепый атавизм прошлого века – справлялись с тележным и санным ходом. Тяжелая машина сломала им хребет. И по разбитым колеям далеко не уедешь.

Тут другого выхода нет. Надо строить дороги. Немедленно, невзирая ни на какие затраты. Всякие новые вложения в сельское хозяйство должны начинаться с дорог, иначе они бессмысленны. По старым артериям нельзя гнать свежую кровь.

Ко всем прочим заботам нельзя забывать, что сельский человек, работает ли он в колхозе или совхозе, находится в положении, мягко говоря, специфическом. Он работает с двойной тягой.

Фабричный, заводской, а в общем городской, человек ходит на работу для того, чтобы обеспечить себе и семье на жизнь: хлеб-соль и приварок, одежду, обувку. Отработал семь-восемь часов – отдыхай. Есть, конечно, магазинные заботы, домашние – они везде. Но малой металлургии на дому он не заводит, домашней фабрики по производству… у него нет. Отработал свое – отдыхай. В государственном доме, с водой и теплом.

А у крестьянина? У него так не получается. Он в полную силу отрабатывает свой урок на общественной земле, но продуктов с этого стола – за исключением хлеба – не получает. Ни мяса, ни молока, ни овощей. «Интернатским детям молока нету. Государству надо сдавать», – говорил незабвенный Петро Трохимович. Не он такое придумал.

Крестьянин издавна и посейчас, отработав урок общественный, вынужден силою обстоятельств в тот же день отработать еще один урок, теперь уже обеспечивая лично себя и свою семью продуктами питания. Сюда входит: корова, овцы или козы, свинья, всякая птица, а также огород с картофельником, сад, сенокос, помещения для скота, собственное жилье, орудия и инструмент для всего этого.

Это обстоятельство – «двойная рабочая тяга» – и есть, на наш взгляд, основная причина ухода работника из села.

Говорят, что такое положение создалось не сейчас, было оно и ранее и это, дескать, специфика сельского хозяйства.

Да, так было ранее. И крестьянин на селе держался. Но как? Принудительно. Старого, слава богу, не вернуть, и жалеют о нем лишь «волевые» руководители типа Петра Трохимовича.

А новые песни о крестьянской душе, которая, мол, без собственной грядки и буренки затоскует, – эти песенки с двойной фальшью. Во-первых, нет своего, а все общее. А во-вторых, селянин и теперь живет на земле и землей. И не скука, не порывы души заставляют доярку и тракториста, вернувшись с работы усталыми, от земли и скотины общественной, вновь идти в огород и к скотине, теперь уже личной. Не порывы души, но обстоятельства. Повторю: крестьянин вынужден кроме труда общественного ежедневно работать еще и на себя, добывая продукты питания. Вынужден.

«Землю попашет, попишет стихи», – предвещал поэт.

Нет, пока что не получается. «Землю попашет», а потом снова «землю попашет». А уж потом до «стихов» ли…

В этом мне видится основная причина ухода людей с мест насиженных. Люди хотят жить лучше. Они видят тому пример в городском житье с определенным рабочим днем, с двумя выходными и отпуском (последних селяне практически лишены работой на себя). И потому уходят. И если старики не сумеют уйти, то детей выталкивают, не жалея сил и средств. Город берет. Город до людей тоже жаден. Работу он дает не в пример легче.

А если добавить все то, что говорили мы выше: нелады сельской школы, сельской медицины, сельской обслуги, то станет ясно, что уход людей из села – явление естественное. Спросите любого ушедшего из села. Ответят вам следующее: «детей надо подымать», «здоровье некудовое», «пожить хоть по-людски». Ответы одинаковые.

Сейчас на селе зарабатывают порою неплохо. Придите в бухгалтерию колхоза, и вам с удовольствием покажут ведомости, где скотник получает по 200–300 рублей. Немногим поменьше доярка, телятница. Но высокой зарплатой отток из деревни не остановить. Как говорится, не в деньгах счастье. Не только в них. Тем более что деревенский рубль менее весом, чем городской.